Напрасно старик высматривал на лице сына хотя бы слабую тень раскаивания и сочувствия. Его глаза были источали холодный свет, хотя были всё такими же живыми и горящими.
–Только с теми, кто путается у меня под ногами, – равнодушно, ничуть не задумываясь, ответил юноша.
Каюм тяжело вздохнул и с сожалением посмотрел на Теймура:
–Ты стал тщеславен. Я был слеп по отношению к тебе и долго не замечал того, что видели другие. Твои успехи ослепляли меня и я не замечал очевидного. Ты грезишь славой…
– А чем это плохо?– перебил Теймур отца.– Все вспоминают о великой славе наших предков. Об их величии и бесстрашии. Но в то же время никто не хочет повторить их подвигов, трусливо прячась в степях и пася отары овец.
–Люди хотят жить мирной жизнью. Им не нужна война ради величия одного человека. Жить здесь и сейчас, воспитывать и растить детей, пить кумыс по праздникам и не бояться, что может кто-то прийти, убить их родных и разграбить их дома. Чем плоха такая жизнь? Скажи мне, сын?
–Ты не понимаешь меня, отец, – горестно покачал головой Теймур.– Что скажут о нас потомки? Я хочу, что бы слава о тургарах была вечной, что бы наши имена передавались из поколение в поколение, ими называли своих детей. А мы… Вот скажи, кого из вождей, правящих более ста лет назад, люди помнят? Никого. Но все помнят великого Хула – Бата, расширившего наши территории тысячу лет назад…
–Ты не понимаешь разницы в величии, -снова перебил старик. – Хула- Бат… Да, можно стать великим, разрушая и убивая всё вокруг. Но каким словом вспомнят тебя? И какие боги примут в свои чертоги? Хула- Бат… Скольких детей он оставил без отцов, а жён –без мужей? Разве хорошая эта память?
– Нужно жить здесь и сейчас, – упрямо ответил Теймур, не отвечая на вопрос отца, – и оставить широкий след в будущее. И не важно, каким будет этот след.
–Полный трупов и крови?
– Пусть. Так даже заметнее.
–Ах, милый мой милый мальчик! Я многое упустил в твоём воспитании. Тебе нужно переосмыслить свои приоритеты, – и изнурительный кашель, вырывающий внутренности и раздирающий горло не дал ему договорить.
«А он совсем плох»,– равнодушно подумал юноша и присел к отцу на ложе.
Тяжело задыхаясь, переставший кашлять каюм жёстко посмотрел на сына и продолжил:
– И поэтому ты должен покинуть клан.
– Отец!– раздражительно ударил по покрывалу Теймур, но старик успокоил его, положив на его крепкую кисть свою сморщенную от морщин руку и утвердительно добавил:
–Это окончательное решение.
– Ты не можешь этого сделать
– Почему? Пока ещё я – каюм и моё решение неоспоримо.
Старик приподнялся на локтях и, громко кашляя, посмотрел на сына:
– Знаю, ты надеешься на выборы. И некоторые были бы не прочь выбрать тебя, но я…, – глубокий кашель, исходящий из самых закоулков дряблого тела ненадолго прервал его речь и вскоре, прокашлявшись, старик продолжил:
–Я убедил их.
–Так это ты, – горько усмехнулся сын и вслух добавил: «Прав был учитель, говоря, беда придёт оттуда, откуда не ждёшь».
–Да, – подтвердил старик, – я убедил их не включать тебя в списки. Ты не готов к мудрому правлению. И приведёшь наш клан к гибели.
–А если ты ошибся в своих выводах? Ты не думал об этом?-внимательно посмотрел сын на отца.
–Нет, – горько усмехнулся каюм, – я хорошо узнал тебя. Жажда власти- твоя болезнь. И она даёт тебе гнать изнутри, распуская свою гниль на других. Ты обязательно излечишь свою душу. Но сейчас ты должен покинуть клан. Пока ещё я каюм и это моё решение.
«Надо же, а он может быть твёрдым, если захочет, – подумал юноша и, сев к отцу на ложе, низко наклонился над ним и тихо прошептал:
–Да, пока. Но мы это исправим, – и одной рукой подтянул ближе одну из окружавших отца подушек.
Неожиданная догадка мелькнула в глазах старика и тут же сменилась выражением боли и ужаса, когда мягкая материя плотно прижалась к захлёбывающемуся от кашля рту.
Холодные, казалось, даже безжизненные голубые глаза равнодушно наблюдали за мелкими судорогами, сотрясающими дряхлое тело, пытающееся освободиться от невероятно сильных молодых рук.
Тонкие губы крепко сжались и скривились в безжалостной улыбке, увидев бессильно свисшие с ложа морщинистые руки.
Теймур откинул подушку с отцовского лица, провёл по нему ладонь, закрыв раскрытые в немом вопросе глаза, и, гордо выпрямившись, крикнул:
–Курдулай!
В юрту тут же вошёл молодой высокий черноволосый мужчина и, увидев свисающее с ложа тело умершего старика, всё понял и преклонил колено:
– Слушаю и повинуюсь, великий каюм.
Редкие звёзды, подглядывающие из- за густых облаков, скрывающих луну, за людской суетой, слабо освещают берег уснувшей реки. Мохнатые тучи всё больше и больше затягивают ночное небо, и вскоре кромешная тьма спускается на землю, закрывая своей тенью громадины кораблей на реке и группы людей на берегу.
Затихают разгульные песни довольных удачным обменов торгашей.
Угасают стоны наказанных плетьми за нерасторопность рабов.
Даже шум ветра замирает от наступившей темноты.