Игры демиургов

— Из ничего ничего и не выйдет, — покачал головой Мазукта. — Закон природы. Сначала должно быть что-то, и вот ты над ним работаешь, работаешь, стараешься, и в итоге получается…

— Что?

— Ничего.

Шамбамбукли вздохнул.

— Значит, я все делал не так?

— Почему же? Ты делал так.

— Жалко. Думал, сделаю ничего себе, а вышло так себе…

— А что-то вышло?

— Да, немножко. Я сложил в ящик стола.

Мазукта заглянул в ящик и нахмурился.

— Но тут ничего нет!

— Как нет?! — подскочил Шамбамбукли. — А что же там есть?

— Да у тебя тут, приятель, настоящий хаос, — сказал Мазукта и задвинул ящик стола. — Запомни, ничего нельзя оставлять без присмотра. Оставишь где-нибудь на минутку — и всё, уже не найдешь потом ничего.

— А я думал, ничего не исчезает никуда. По закону сохранения.

— Это только в сказках, — отрезал Мазукта. — А у нас с тобой… не пойми чего.

* * *

Демиург Шамбамбукли позвонил демиургу Мазукте.

— Привет, это я.

На том конце повисло долгое, лет на двадцать, молчание.

— Мазукта, да ты что, всё еще сердишься?

— Сержусь.

— Да ладно тебе, давай мириться.

— Не хочу. Ты охаял мою работу.

— Но я всего лишь сказал…

— Ты сказал, что я сотворил неудачный мир. Было такое?

— Ну было. И что, из-за этой ерунды мы теперь…

— Это не ерунда!

— Ну хорошо, хочешь, я извинюсь?

— Не хочу.

Шамбамбукли вздохнул.

— Мазукта?..

— Ну?

— Я тут подумал…

— Ну?

— Знаешь, этот твой мир, он… ну… вообще-то ничего себе, нормальный такой. Очень даже.

Мазукта не ответил.

— Вполне так, знаешь… недурственный. Хороший, можно сказать.

Мазукта угрюмо молчал. Шамбамбукли опять вздохнул.

— А если честно, то это плохой мир. Но он всяко лучше доброй ссоры.

* * *

Демиурги Шамбамбукли и Мазукта вели неспешный теологический спор.

— А я говорю, что от людей добром ничего не добьешься, — сказал демиург Мазукта.

— Ты неправ, — покачал головой Шамбамбукли. — Я утверждаю, что на людей всегда можно воздействовать мягким убеждением.

— Только принуждением, — стоял на своем Мазукта.

— Нет-нет, насилие еще никогда не доводило до добра!

— А кто говорит про насилие? — удивился Мазукта.

— Ты.

— Я говорил про принуждение.

— Не вижу разницы.

— А ее, по большому счету, и нет.

Шамбамбукли озадаченно заморгал.

— Что?..

— Ну посуди сам. Люди — это ведь те же скоты, верно?

— Нет.

— Верно, Шамбамбукли, верно. На них, как на всякую скотину, можно воздействовать хорошей палкой. Рано или поздно они понимают, что выбора у них нет, и идут куда тебе нужно.

— Это насилие.

— Правильно. А принуждение — это когда ты запрягаешь их в повозку, а перед носом вешаешь вкусную морковку. Тогда они думают, что идут сами, куда хотят, за своей светлой недостижимой целью — а на деле, это ты их ведешь. И с куда большим комфортом.

— Ясно. Но люди — не скот.

— Спорим?

— Спорим.

— Ну хорошо… Возьмем, для примера, какой-нибудь мир.

Демиурги взяли какой-то мир.

— Теперь выбери любой город.

— Вот этот.

— Очень хорошо.

— А теперь попробуй мягко убедить людей… ну, хотя бы плодиться и размножаться.

— А они что, не?!.

— Они да. Но недостаточно активно.

— Ну хорошо, я попробую. Сейчас я к ним обращусь…

— Да? И это ты называешь свободой выбора? Представь себе, ты человек, и вдруг перед тобой с небес спускается сияющая фигура и начинает пропагандировать е… естественное размножение. Ты посмеешь ослушаться?

— Ты прав, Мазукта. А здесь как-нибудь можно обратиться сразу ко всем, и чтобы без чудес?

— Запросто. Тебе повезло. В этом мире существует телевидение, и через пять минут намечается новогоднее выступление президента. Можешь вмешаться.

— А ты уверен, что президент будет не в записи?

— Абсолютно! — Мазукта щелкнул пальцами. — Вот и нет никаких записей, сгорели. Придется ему выступать вживую.

— Это насилие…

— Да. Выступление начинается, твой ход.

Шамбамбукли вздохнул, зашевелил губами, и на бумажке, лежащей перед Президентом, проступили новые слова. Президент как ни в чем не бывало продолжал речь. Упомянул о сложной политической обстановке, пожаловался на недостаток рабочих рук в стране, оценил низкий уровень валового дохода. С этого дня, проникновенно говорил Президент, все люди доброй воли должны усилить свою демографическую сознательность. Государству нужны новые молодые люди: солдаты, рабочие, ученые. Дети — наше будущее, наша сила, наша гордость и т. д. и т. п.

— И ты думаешь, из этого выйдет что-то путное? — скептически скривился Мазукта.

— Посмотрим, — неопределенно ответил Шамбамбукли.

— Хорошо, посмотрим.

Демиурги перепрыгнули на год вперед.

— Что-то я не вижу никаких существенных изменений, — сказал Мазукта. — Рождаемость даже снизилась.

— И президент сменился…

— Угу. Ну ладно, теперь моя очередь?

— Твоя. Начинай.

На сей раз новогодняя речь президента, насильно отредактированная Мазуктой, была совсем краткой.

Президент только открыл рот — и по всему городу погас свет.

— Вот так, — усмехнулся Мазукта и отошел от рубильника. — Пока разберутся, пока всё запустят заново — не меньше двух часов пройдет.

— А концерт? — огорчился Шамбамбукли.

— Обойдутся без концерта. Делать им теперь нечего, света нет, телевизор не работает… Через девять месяцев ожидай демографического взрыва.