Игры и люди

Подобное определение, в котором все слова очень важны и полны смысла, одновременно и слишком широко, и слишком узко. Важной и плодотворной заслугой автора является то, что он уловил сродство игры с секретом или тайной, но это их сообщничество все же не должно было входить в состав дефиниции, ибо игра почти всегда носит зрелищный, даже показной характер. Конечно, секрет, тайна, даже переоблачение могут включаться в состав игровой деятельности, но сама эта деятельность неизбежно осуществляется в ущерб тайне и секрету. Она выставляет их напоказ, предает гласности и в каком-то смысле растрачивает.

Одним словом, в тенденции она лишает их собственной природы. Напротив, когда секрет, маска, переодевание выполняют некоторую сакраментальную функцию, можно быть уверенным, что перед нами не игра, а социальный институт. Все, что по природе является таинством или симуляцией, близко к игре; но нужно еще, чтобы в нем преобладало фиктивно-развлекательное начало, то есть чтобы тайна не была чтимой, а симуляция не обозначала и не начинала собой метаморфозу или одержимость.

Во-вторых, та часть определения Хёйзинги, где игра представляется как деятельность вне всякого материального интереса, исключает из него тотализаторы и азартные игры, то есть, например, игорные дома, казино, ипподромы, лотереи, которые, хорошо это или плохо, но занимают значительное место в экономике и повседневной жизни ряда народов. Формы таких игр бесконечно разнообразны и являют собой впечатляющее постоянство отношений между случайностью и выгодой. Азартные игры, которые также являются денежными играми, не занимают практически никакого места в книге Хёйзинги. Такая предвзятость не обходится без последствий.

В то же время у нее есть свое объяснение. Ясно, что доказать культурную продуктивность азартных игр гораздо труднее, чем игр состязательных. Влияние азартных игр очень велико, даже если и считать его негативным. Кроме того, не принимая их в расчет, мы приходим к такому определению игры, в котором утверждается или подразумевается, что она не влечет за собой никакой экономической заинтересованности. На самом деле следует проводить различение. В некоторых своих проявлениях игра, напротив, является и призвана быть в высшей степени обогащающей или разорительной. Но, несмотря на это, игра даже в своей денежной форме остается абсолютно непроизводительной. Сумма выигрыша даже в лучшем случае может быть лишь равна сумме проигрыша других игроков. В действительности она почти всегда меньше ее, из-за организационных расходов, налогов и прибыли устроителя игры – того, кто единственный не играет или же чья игра защищена от капризов случая законом больших чисел, то есть кто единственный не может получать удовольствия от игры. Происходит перемещение собственности, но не производство новых благ.

Более того, это перемещение затрагивает одних лишь игроков и лишь постольку, поскольку они соглашаются – свободным решением, возобновляемым при каждой партии, – с возможностью такого переноса. Действительно, характерная черта игры в том, что она не создает никакого богатства, никакого произведения. Этим она отличается от труда и художественного творчества. В конце партии все может или должно начинаться заново, и в ходе ее не возникает ничего нового: не собирается урожай, не изготавливаются какие-либо изделия, не создаются шедевры, не растет капитал. Игра служит поводом к чистой трате: трате времени, энергии, хитрости, ловкости, а зачастую и денег – на покупку игровых принадлежностей и в некоторых случаях на наем помещения. Что же касается профессиональных боксеров, велогонщиков, жокеев или актеров, которые на ринге, велодроме, ипподроме или подмостках зарабатывают себе на жизнь и которые должны думать о призовом фонде, зарплате или гонораре, то в этом отношении они, разумеется, вовсе не игроки, а ремесленники. Играют они в иные игры.