Игры маньяков (СИ)

Но именно в районе частных домов преследователи пометили и собственный фургон слежки. Они высадили стрелка в лесу, когда фургон въехал в петлю тупичка, которая вывела бы его на трассу тем же путем, что и въехал. Из своего укрытия стрелок выстрелил в правое заднее колесо фургона шариком краски, наполненным черной краской, которая вспыхнула на радарах команды Никольского яркой малиновой точкой.

За те два часа, что Борис находился в руках людей Манасяна, команды Никольского не прекращали двигаться, оставляя машины и усаживаясь в другие, чтобы не попасться на глаза наблюдателям Манасяна. Это была сложная операция, и к тому времени, когда Борис высадился у жилого комплекса с видом на озеро, люди Никольского уже имели представление о численности тактической группы Манасяна. Многие машины и люди были помечены Борисом, и их положение можно было постоянно контролировать.

Было два сорок утра, когда Борис повел «Ровер» по подъездной аллее, мимо того места, где у него отобрали «Ровер», и направился к кованым железным воротам. Он нажал кнопку пульта под приборной доской, ворота распахнулись, и он въехал внутрь.

Внезапно перед его фарами, на самом краю их досягаемости, появился человек и остановился посреди дороги. Сердце Смирина забилось так сильно, что у него перехватило дыхание. Нет, он больше не хотел этого. А потом: что-то случилось? Неужели они каким-то образом проникли внутрь? Фигура становилась все ярче и ярче, пока он не понял, что это Сергей Никольский.

Борис остановился, Никольский обошел машину, открыл пассажирскую дверцу и забрался внутрь.

— Черт! — он сказал, когда увидел лицо Смирина в свете приборной доски. — Что случилось?

— Я разозлил Рубена, и его человек ударил меня прикладом пистолета. Я истекал кровью, как свинья, но я в порядке, если не считать адской головной боли.

Никольский уже все понял.

— После того как вы приведете себя в порядок, мне нужно с вами поговорить. Мне нужно услышать подробности.

Раиса поборола все свои инстинкты, чтобы взорваться, и вместо этого помогла ему промыть рану. Хотя она быстро поняла, что рана несерьезная, она упрямо настаивала, чтобы ему наложили швы. Но когда Борис наотрез отказался ехать в отделение неотложной помощи, она обработала рану антисертиком и наложиды повязку. После того, как он переоделся в чистое, они позвонили Никольскому, который отправился в гостевой дом, чтобы поговорить с Хазановым и его мобильными командами по радио и защищенным телефонам.

Они сидели на кухне, Борис, Раиса и Сергей, перед ними на черном гранитном столе были разбросаны бумаги, радиопередатчики и телефоны. Раиса приготовила крепкий турецкий кофе, чтобы они не теряли бдительности.

Супруга, как обнаружил Борис, на самом деле слушала все это в гостевом домике вместе с Хазановым — опыт, который, по ее словам, показался ей захватывающим и ужасающим, но в конечном счете обнадеживающим. Сдержанный самоконтроль, с которым Никольский и его команда провели эти два часа, стал для нее уроком новой реальности. Каким — то образом — иррационально, признала она, — это заставило ее почувствовать, что, возможно, есть какой-то способ пройти через все это благополучно.

Сергей был сосредоточен на разборе полетов и желал услышать все детали, вплоть до малейших, у Бориса с того момента, как его забрали из джипа, до того момента, когда он вернулся в него. Он расспрашивал Смирина о том, что слышал, о движениях, которые слышал, о том, что чувствовал. А как насчет акцентов? А как насчет личностей? Он спросил, сколько человек мог сосчитать Борис, а затем перевел разговор на то, что они видели на своих мониторах. Он спросил Бориса, что он думает о том или ином предмете, а затем изложил ему свою точку зрения на те же самые догадки.

Борис снова пересказал свой разговор с Израильянцем, и Сергей спросил его о манерах Рубена, о том, как он говорил, о выражении его лица, о том, как он смотрел. Как он подбирал слова?

Наконец в разговоре наступила пауза. Никольский проверил сообщения на телефоне, молча глядя на экран. Борис взглянул на Раису, безуспешно пытаясь скрыть тревогу. Раиса заметила выражение его лица и нахмурилась.

Никольский очистил экран, поднял глаза и остановился.

— Ладно, — сказал он, — давай поговорим об этом. Что бы это ни было. Нет времени на тонкости. У меня нет времени расшифровывать сигналы. Выведите его на открытое место.

Борис заерзал на стуле.

— Весь вечер, — сказал он, потирая лицо руками и вздрагивая, когда коснулся пореза, о котором забыл. — Он проводит чертовски сложную операцию, не так ли?

— Он всегда так делает. Ты не можешь позволить себе много ошибок с этим парнем.

— Буду честен, — сказал Борис. — Это не похоже, чтобы вы получили то, чего планировали получить сегодня.

Никольский не сводил глаз с Бориса, но выражение его лица оставалось непроницаемым.

— Мне кажется, что недостатки, о которых ты говорил ранее, складываются в чертовски большую помеху. Слишком большую для тебя.