– А я ведь ни минуты до того момента не работал журналистом. Ни минуты. Я учился… Или делал вид, что учился. Чтобы родители отвязались, чтобы не выглядеть полным идиотом в глазах приятелей. Я не из верхолазов, но и не из быдла. Средний класс, не больше, но и не меньше. Думаешь, это у верхолазов сильно развиты чванство и гордыня? Как же, как же… ты бы с моим отцом поговорил… или с матерью о неравных браках, например. О быдле из трущоб. Вот я и учился. А потом в Москве грянуло. Хорошо так шарахнуло, громко. День Оружия. Перевернулся фургончик с синдином, все переполошились, что вот он есть, оказывается, только в продажу не поступает… Найти и отобрать! А кто-то решил, что это удобный повод повысить свое материальное благосостояние. А кто-то сообразил, что можно безопасно свести счеты. А кто-то подумал, что, наконец, можно убивать, ничего не боясь… А я решил, что можно близко познакомиться со смертью. Заглянуть ей в глаза, увидеть, как вытесняет она из человеческого взгляда жизнь… Можно смотреть-смотреть-смотреть… И гнать все увиденное в Сеть. Я уже и не вспомню, сколько человек я запечатлел, сколько переходов на ту сторону видел. Я находил умирающих и оставался возле них, пока они не отходили. Я разыскивал мертвых и рассматривал в их глазах… пытался рассмотреть отпечатки внешности их убийц… И снимал-снимал-снимал… И отправлял все это в Сеть. Целый день и целую ночь. А потом оказалось, что я стал популярным. Очень популярным. Странно? Наверное, странно то, что люди, которые все эти замечательные превращения живого в неживое могли видеть за окном, на улице, в собственной квартире, но лезли в Сеть, чтобы посмотреть, как это увидел я… За сутки – два миллиона посещений. За сутки. Я проснулся знаменитым. И мог стать богатым. Но ко мне пришел человек… Представитель новостийной компании из Свободной Экономической Территории Харьков и предложил… Он мне такое предложил, что я сразу же согласился. Сразу же, не раздумывая. И поехал. Мне было указано, когда приехать. Оказалось – последней «суперсобакой». И знаешь, что еще оказалось? Не знаешь… Сказать?
– Скажи.
– А меня никто не ждал в Харькове. Никто. Не ждал. Никто не посылал за мной гонца, никто не сулил деньги и перспективы. Правда, смешно? Ха-ха-ха… И еще три раза «ха-ха». Нет, им в принципе нужны были корреспонденты. Я показал им свои работы из Сети, они прониклись… Даже согласились предоставить конуренку в своем комплексе… Я согласился, отчего бы и не попробовать, я ведь всегда мог бы уехать обратно, в Москву, к папе с мамой… Если я и дальше хочу смотреть смерти в глаза…
– Чужой смерти, – поправил его Стас.
– Конечно, чужой. Свою не рассмотришь и тем более в Сеть не выложишь. Но если я и дальше хочу с ней работать, то СЭТ – очень удобное для этого место. Мне так показалось поначалу, а потом – грянуло, – Геллер замолчал почти на минуту, и все остальные в мобиле тоже молчали.
Только дождь бил по крыше, и вода текла по окнам. И «дворники» на лобовом стекле, хлюпая и шурша, тщетно пытались разгрести воду.
– Я столько всего снял за первую неделю… – теперь в голосе Геллера зазвучала гордость, что ли. – Только Сеть вначале не работала, а потом, когда ее восстановили, она оказалась куцей, только на этот убогий город. И мне поначалу показалось странным, что люди на мои работы здесь реагировали не так, как в Москве… И не только в Москве, кстати. Триста-четыреста отзывов. Пустяк, ерунда… То, что я делал для новостей, – шло неплохо, начальство хвалило, а вот то, что я делал от души… И я попытался разобраться. Стал искать причины. И обнаружил нечто очень странное… Ты знал, что катастрофа «суперсобаки» совпала по времени с отключением нашей атомной электростанции? Знал?
Стас молча пожал плечами.
– Совпадение, – хмыкнул Геллер. – Мне уже так говорили. А то, что…
«Сейчас он станет рассуждать о том, что и дипломатический корпус СЭТ тоже очень странно случайно собрался на внеплановое совещание, – подумал Стас. – Сказать ему, что Максимка тоже на это намекал? Или пусть продолжает считать себя самым проницательным?»