Игры в песочнице, или Стратегия соблазнителя

Утром она неожиданно появляется в ванной и заставляет меня осматривать себя в зеркале, потом восклицает своим восторженным девичьим голосом: „Смотри, Жеральдина, какая я стройная!“ Представьте себе, моя мать живет в зеркальном отражении. Она ест перед зеркалом, ходит в туалет перед зеркалом, спит перед зеркалом. Она просыпается и смотрит в глаза своего любовника. Чтобы позвонить, она запирается в ванной комнате, садится на бортик ванны перед зеркалом, разглядывает себя, разговаривает, курит с бокалом вина в руке, потом слегка приглаживает волосы расческой, накладывает косметику, а во время этих ритуальных движений делает комментарии: „Гм… неплохо, да, вот так хорошо… можно сказать, что это“… Говорить по телефону в коротких штанишках — это, очевидно, предлог. За рулем автомобиля она буквально сражается с зеркалом заднего вида. Она постоянно следит за своей мимикой, никогда не бывает удовлетворена тем, что видит, разве что иногда в течение секунды. Странно, что мы все еще живы.

Моя мать рассталась с отцом при жутких обстоятельствах. Однажды, будучи в гостях у родителей, мой отец собирался написать картину… Мне рассказывали, что мама набросилась на него, как кошка, поцарапала, разорвала эскиз, повсюду разбросала клочки бумаги и после этого ушла. Через три дня ее нашли в лесу в полной прострации, в разорванной одежде. Она разговаривала с папоротником. Кто его знает, что она рассказала этим несчастным растениям. Моя мать обожает все, что имеет растительное происхождение.

Утром я часто застаю ее медитирующей в странных позах. Она говорит мне: „Накапливаю энергию на весь день“. Понимаешь, моя мать горожанка, антиглобалистка, приверженец экологически чистых продуктов, имеющая склонность к терроризму.

Как-то летом нам с братьями довелось проводить время в Лорзаке вместе с Жозе Бове[10] и его бандой деревенских олухов, этаких псевдоинтеллигентов с грубыми манерами. Они, считая себя новыми антилиберальными сторонниками Ганди, провели акцию — уничтожили поле трансгенной кукурузы. Мои братья были разочарованы. Им было все равно, трансгенная кукуруза или нет, просто им не нравилось, когда вырывают растения. Им было не по себе. В любом случае, везде одна химия. Ведь даже мы, человеческие существа, тоже были генетически модифицированы.

Для моей матери декоративное искусство — это всего лишь использование старых вещей. Она может сказать: „Смотри, дорогая, я смастерила новый абажур!“ На самом деле она просто приклеила к лампе мешок из-под лука. Моя мать коллекционирует абажуры из джутовой ткани и еще бог знает что. Она — королева пресловутого деревенского дизайна, но с явными элементами стиля ретро. Например, она часто украшает мебель венками из засушенных цветов. Она также кладет цветы в салат: одуванчики и лепестки фиалки. Для нее это совершенно необходимо, чтобы оставаться модной. К тому же она все время ест семечки. Говорят, это полезно для здоровья. Но у меня впечатление, что она откармливает меня как индюшку.

Ко всему прочему, мама верит в таинственные силы. Она даже примкнула к секте оккультистов, группе сумасшедших, которые крутят столы и вызывают духов. Но не для того, чтобы узнать счастливый номер в лотерее, а чтобы выяснить первую букву имени будущего возлюбленного! Поскольку они ничего не находят оккультными путями, они спят друг с другом. Это более практично. Обмен партнерами и спиритизм. А еще они все берут себе уменьшительные имена, это им кажется более натуральным: Иза, Каро, Фло, Ноно, Крис, Пат… Их последняя акция — вечеринка викингов в горах: одетые в звериные шкуры, они танцуют вокруг костра до тех пор, пока не впадают в транс. Мне кажется, они посмотрели какой-то репортаж по телевизору о танцующих дервишах и решили: мы сделаем нечто подобное, но только на фоне северных пещер.

Моя мать подцепила двух своих дружков именно благодаря этой секте. Сначала появился Анри (Рири). Она сразу стала специалистом в социальной области. Такие потерянные парни, интеллигентные, носители западной культуры ее возбуждают. Ей хочется их спасти, но на самом деле она желает придать себе больше значимости. Это героизм или преданность, за которой часто скрывается гиперболизированная невротическая потребность в благодарности. Я уверена, что настоящих, бескорыстных, искренних бойцов можно пересчитать по пальцам. Но все-таки лучше сумасшедшая Мать Тереза, чем ничего. Анри тридцать пять лет, он преподаватель, лысый, беззубый, живет в грузовике, почти как бомж. Его самый любимый трюк — убегать в горы. Он считает себя самым главным друидом на земле. Он чувствует, как дрожат камни, то есть то, чего не слышит никто. Он все время ест реблошон[11] и запивает его ликером „Шартрез“ — чудесным лекарством, изобретенным монахами.