Иисус Неизвестный

Или, может быть, то, что Я сказал сейчас, – от неведения, nisi forte quod dixi, ignorantia est?[323]

Подлинны ли эти слова, мы не знаем; но лучше сказать не мог бы и святейший из людей.

Кто из вас уличит Меня во грехе? (Ио. 8, 46), —

чтобы спрашивать так, надо быть воплощенным Грехом, дьяволом; или, в самом деле, безгрешным.

Какое же зло сделал Он?

– на этот вопрос Пилата (Мт. 27, 23) никто не ответит. В том-то и единственность, божественность человеческой жизни Христа, что, сколько бы люди ни искали в ней зла, – не найдут. «Божеское здесь явилось в такой чистоте, как только могло явиться на земле». Знают и злейшие враги Его, что Он безгрешен.

Но чем безгрешнее, тем непонятнее, для чего Он крестится; тем таинственнее тайна Крещения.

XXV

Есть Иоанн Неизвестный, так же как есть Иисус Неизвестный. Оба невидимы, потому что закованы в ризы икон; надо расковать обоих: только увидев живые лица их, мы узнаем, что произошло между ними; заглянем, хотя бы издали, в тайну Крещения.

«Иисус есть Христос-Мессия», – этого Иоанн не говорит нигде у синоптиков. «Идет за мною Сильнейший меня», – вовсе еще не значит, что идущий за ним Христос есть Иисус.

Этого не говорит Иоанн Креститель и в IV Евангелии, так, по крайней мере, чтобы это услышали все и узнали, не могли не узнать, Мессию-Христа в Иисусе.

Некто стоит среди вас. Кого вы не знаете, —

сказано так, что этот Неназванный остается и неузнанным. «Вот, Агнец Божий», – говорит Иоанн дважды: в первый раз, так, что весь народ мог услышать (1, 29), но, и слыша, не понял бы: слишком был всем понятен в те дни только Мессия торжествующий, царь Израиля; никому – Мессия страдающий, «Агнец, взявший на Себя грех мира». Более темного, тайного слова, чем это, нельзя было людям сказать о Христе.

Так в первый раз, а во второй, – услышали только двое учеников Крестителя, Иоанн Заведеев и брат Симона, Андрей; но если что-то и поняли, увидели оба, то очень смутно, как в темном, пророческом сне.

XXVI

Если бы Иоанн мог сказать и сказал об Иисусе так, чтобы все услышали и поняли: «Вот, Христос», то все, что мы узнаем из всех четырех Евангелий о земной жизни и смерти Господа, потеряло бы смысл: только ведь для того и живет и умирает человек Иисус, чтобы, снимая покров за покровом с лица Своего, постепенно, медленно, с каким трудом нечеловеческим, – открыть эту непостижимейшую людям тайну: Иисус есть Христос.

Мог ли бы Господь сказать Петру, когда тот исповедал Его, в Кесарии: «Ты Христос», —

Не плоть и кровь открыли тебе это (Мт. 16, 16–17), —

если бы «плоть и кровь» – человек Иоанн – уже открыли это всем? После услышанного и понятого, Иоанниного свидетельства, могли ли бы люди почитать Иисуса, «одни за Иоанна Крестителя, другие за Илию, а иные за одного из пророков»? (Мт. 16, 14.) Могли ли бы Иудеи спрашивать Его перед всем народом:

Кто же Ты? – Долго ли Тебе держать нас в недоумении? Если Ты —

Христос, скажи нам прямо? (Ио. 8, 25; 10, 24.)

И, наконец, главное: мог ли бы спрашивать Его сам Иоанн, уже из темницы, услышав о делах Его:

Ты ли Тот, Который должен прийти, или ожидать нам другого?

(Мт. 11, 3.)

Могли бы и сам Иисус, зная, что Иоанн «соблазнился» о Нем, спрашивать иудеев, откуда «крещение Иоанново, с небес или от человеков?» (Мт. 11, 30.)

Нет, слишком ясно, что и здесь, как везде в Евангелии, противоречие в одной только, исторической плоскости неразрешимо, но в двух плоскостях, – в истории, в том, что было однажды, и в мистерии, в том, что было, есть и будет всегда, – может быть, разрешается.

Это и значит: длящегося во времени, свидетельства Иоаннова – «Иисус есть Христос», – вовсе не было; только в какой-то одной-единственной точке времени – миге-молнии, или в нескольких точках, сливающихся в одну, – оно, действительно, было.

К тайне Крещения потерянный ключ и есть этот молнийный миг. Где же он?

XXVII

Следуя порядку времен в IV Евангелии (не верить ему в этом нет оснований), Господь, в первый год служения Своего, был в Иерусалиме на празднике Пасхи (2, 13), в низане – апреле, уже после, кажется, двух-или трехмесячного пребывания в Галилее: значит, крестился в начале января 29-го или 30-го года, что согласно и с церковным преданием, и тем еще вероятнее, что котловина нижнего Иордана, близ Мертвого моря, где находится Вифавара-Вифания, самый глубокий провал (350 м ниже уровня моря) и одно из самых знойных мест земного шара, почти необитаема в летние месяцы; следовательно, множество, со всех концов Палестины, паломников не могло бы стекаться сюда к Иоанну в эту пору года; зимние же месяцы здесь райские.