Их послал на смерть Жуков? Гибель армии генерала Ефремова

Я получил лично от командарма задание: с началом движения проверить, все ли пойдут с группой. Пошли в один след все до единого человека, о чем, когда догнал командарма и доложил ему. Вечером, когда встали на отдых, профессор Жоров дал командарму фляжку со спиртным, чтоб он выпил. Михаил Григорьевич сделал несколько глотков (выпил очень мало), ему подали два сухаря и кусок вяленой колбасы. Он один сухарь отдал мне и отломил кусок колбасы, сказав при этом: «Бери и кушай, офицер связи. Ты ведь со мной также не ел целый день». У меня действительно вторые сутки как кончились продукты, и я ничего не кушал. Ночью по одному переходили большую дорогу, по которой патрулировали танки и бронетранспортеры. Проходили мимо артпозиций, была слышна немецкая речь, но шли очень тихо и прошли благополучно. Группа вышла на опушку леса. Нижний склон овражка уже был без снега. Разрешили сделать привал. Категорически было запрещено разговаривать и особенно курить. Командарм, накрывшись плащ-палаткой, при свете карманного фонарика стал, ориентируясь по карте, искать наше местонахождение. Не прошло и пяти минут, как по отдыхающей группе ударили из пулемета. Оказалось, что рядом было пулеметное гнездо. С криком «Ура!» и с мощным автоматным огнем наши бойцы бросились вперед, но попали под перекрестный огонь пулеметов, находившихся в ДЗОТах,

и, вероятно, пройти никому не удалось. Группа старшего командного состава была вынуждена спуститься в овражек – решила пройти несколько левее, но в это время стало уже светать, группа была обнаружена противником, и нас стали преследовать. Группа стала отходить в глубь леса. В лесу стоял двухэтажный деревянный рубленый дом. Стало видно, как из него выбегало все больше и больше немцев. Нас оставалось всего 35–40 человек, частью уже раненных. Кончились патроны. Группа отошла к молоднякам густого лесняка и вела огонь. Я находился рядом с командующим, когда к нам подошел адъютант командующего майор Водолазов и предложил мне, еще одному офицеру связи – Никанорову Ивану и личному врачу командующего – Ивану Ивановичу Хомяку проминать дорогу (тропку) в лес по чаще, для отхода группы. Когда мы втроем прошли метров 200–250, между нами и основной группой появились немецкие автоматчики. Потом постепенно бой стал затихать. Когда мы с Никаноровым стали пробиваться по лесу к группе, нас встретили председатель ревтрибунала и пом. прокурора армии – ЗЕЛЬФА. Они посоветовали собирать разрозненных бойцов и выводить их на запад, под Дорогобуж, где находилась конная группа генерала Белова.

Нас собралась группа из 4 человек. Мы вновь сделали попытку перейти реку Угру, чтоб пробиться к своим, но перейти ее было невозможно, так как Угра сильно разлилась. Тогда мы решили продвигаться всей группой к г. Юхнову, чтобы выйти из подковы р. Угра.

Утром недалеко от того места, где сейчас стоит обелиск погибшему командарму М.Г. Ефремову (близ деревни Горнево), мы зашли в расположение артиллерийской части противника. У нас ни у кого уже не было патронов. Нас окружили более сотни немцев, и мы оказались в плену.

К обеду нас привели в церковь села Слободки, а к вечеру туда же принесли и тело командарма. Он был захоронен с юго-восточной стороны церкви.

Убитых и раненых оставалось на пути много. Вспоминаются более близкие товарищи: ст. лейтенант Зигун Иван, зам. нач. шифровального отдела штаба армии, застрелился в 300 метрах от дер. Ключик в западном направлении. После потери радиостанции, вечером на привале, начальник Особого отдела армии Камбург застрелил начальника связи армии полковника Ушакова. Действие начальника Особого отдела командарм не одобрил, но было уже поздно. Для меня неизвестна судьба командира 113-й СД полковника Миронова и начальника штаба 113-й СД подполковника Сташевского. Одни говорили, что они оба убиты при выходе из землянки около деревни Стуколово, другие говорили, что Миронов командовал южной группой. В дер. Желтовка, где стоял штаб армии, в 1968 году была жива еще Ефросинья Емельяновна с сыном Мишей, которая рассказывала, что ей присылали письма еще два офицера связи. Ведь мы все 6 человек жили у нее. Бунин приезжал с группой учеников из Москвы…».

Надо отметить, что воспоминания Алексея Петровича отличаются от рассказов других бойцов и командиров тем, что многое из того, о чем он написал, нашло свое подтверждение. К тому же А.П. Ахромкин был в составе группы Ефремова почти до самого конца. А самое главное, природа наградила его довольно хорошей памятью. И когда С.Д. Митягин семь лет спустя попросил Алексея Петровича ответить на ряд вопросов, касавшихся некоторых событий и судьбы отдельных командиров, то он подробно дал на них ответ, в то же время, касаясь того, о чем уже писал несколько лет назад, рассказал почти то же самое, ничего не исказив.

У нас есть возможность сравнить эти два письма: