Их послал на смерть Жуков? Гибель армии генерала Ефремова

«…По вопросу гибели командарма, я считаю, что он погиб в то самое (время) утро, то есть 15 апреля 1942 года, когда я с ним расстался, то есть когда мы трое отошли, чтоб протаптывать дорогу для отхода всей группы. Подтверждается это тем, что минут через сорок или час стрельба прекратилась, и часов в 5–6, то есть через 1,5–2 часа, мы с Никоноровым встретили председателя ревтрибунала и зам. прокурора армии — Зельфу. Оба были одеты в хромовые пальто. Когда я спросил их: „Где нам искать командующего?“, то они ответили: „Искать его нет необходимости“ — и посоветовали мне собрать разрозненных бойцов и пробиваться на запад, где находился кавкорпус генерала Белова…

…К деревне Ключик наша группа подходила с юго-запада. От леса через деревню Ключик по лугам была изгородь, из которой сделана была переправа, по которой вся группа перешла через речку.

Была команда взять Ключик, но взять не смогли, потому что немцы повели сильный пулеметный огонь, несколько выстрелов дали из минометов и орудий.

…Группа западнее Ключика направилась на северо-восток на дер. Жары, где был уже слышен бой наших дивизий 33-й армии, которые должны были оказать нам помощь в выходе. Когда мы прошли 600–700 метров, то вышли на поле и, пройдя по нему метров 200–300, увидели на дороге три танка, которые стали преследовать группу. Мы стали срочно отходить обратно к реке, но уже восточнее деревни Ключик.

Танки вели огонь с бугра, и когда группа переходила речку, то многие погибли, а также остались трупы на поляне от речки до леса. Кажется, тогда погибли 20–25 человек. Когда зашли в лес, то обнаружили, что в группе пропал радист с рацией. С этого момента группа осталась без связи…

Последний раз я видел генерала-майора Офросимова 14 апреля вечером, уже после отхода от дер. Ключик. Был ли он с нами утром 15 апреля, сказать не могу. Вели бой. Я был с командующим. Рядом были майор Водолазов и начальник Особого отдела…

После вечернего привала наша группа пошла на прорыв в юго-восточном направлении, переходили большак очень осторожно. По дороге (это, очевидно, дорога Кобелево — Горнево) патрулировали танки и бронетранспортеры. Категорически было запрещено разговаривать и курить. От дороги шли все прямиком по лесу 1,5–2 км, потом вышли на тропку. При движении по тропе с левой стороны была уже слышна немецкая речь, но все обошлось благополучно. Когда группа вышла из леса, был небольшой овраг. Командующий разрешил сделать привал, а сам стал ориентироваться по карте. На опушке леса снега уже не было, тогда как в лесу его было больше чем полметра толщиной. Вся группа села отдыхать, кто-то даже прилег, а командующий, закрывшись плащ-палаткой, стал рассматривать карту, освещая ее карманным фонариком. Прошло менее 10 минут отдыха, когда по группе был дан огонь из пулемета с расстояния не более 50 метров. Крики раненых и мощное „Ура!“, а при этом сплошной огонь группы нарушили утреннюю тишину. На северо-востоке был чуть-чуть заметен рассвет. Большая часть группы перескочила через овраг и пошла на прорыв. До реки Собжа, где проходила линия обороны, было немногим более 10 километров. С нашей стороны повели огонь, но, боясь поразить нас, стреляли выше, по лесу.

Группа человек около 35 осталась в овраге, пытаясь обойти огневую точку противника, но куда бы ни пошли — всюду огонь. Было принято решение командующим — отходить обратно в лес на запад. Стало уже светло, когда мы отходили, то был виден тот самый дом, о котором я уже писал. Определить, двух- или одноэтажное здание это было, ночью я не смог. Было видно через лес, но мне кажется, что дом был высоким. Когда мы проходили по крупному сосновому лесу, то видно было, как из этого дома бежали к нам немецкие солдаты. Примерно в метрах 300 от этого здания в западном направлении с севера на юг проходила облысевшая вырубка густым сосняком возраста около 15 лет, по краю которой оставшаяся группа наша приняла бой. Около командующего нас было: адъютант командарма майор Водолазов, врач Иван Иванович, начальник Особого отдела Камбург, я и Никоноров Иван — офицер связи 338-й СД.

Когда нам майор Водолазов Михаил приказал протаптывать дорогу, тогда мы трое от них отошли и видим, что там, у них, командующий за сосенкой присел на колено, а рядом с ним вел огонь из маузера начальник Особого отдела, которому я отдал последнюю коробку патрон от имевшегося у меня пистолета. Когда мы отошли метров на 150–170, по нам с юга ударили из автоматов. Иван Иванович был ранен и приказал нам с Ванюшкой Никоноровым отходить. Метров через 20–25 оказалась поляна, которую мы успели перебежать и залечь в кусты. По нам было дано несколько очередей, но немцы побоялись выходить на открытое место и нас не стали больше преследовать, а пошли обходить с тыла оставшихся товарищей. Это были последние минуты, когда я видел живым своего командарма…

…Смерть полковника Ушакова произошла на моих глазах вечером 14 апреля, перед тем как идти на последний прорыв к своим. Что его застрелил начальник Особого отдела армии Камбург — да, это верно. Дело было так: когда стало темнеть, группа оторвалась от преследования немцев и решила сделать привал — все очень устали. Камбург пригласил Ушакова отойти в сторону, потом слышим слова: „Вот тебе за потерю радиосвязи…“, и прозвучал выстрел. Командующий этим был недоволен. Я не могу судить, прав был или не прав Камбург и достоин ли был такой расправы Ушаков, но как и при каких обстоятельствах был убит Ушаков, я могу всегда подтвердить…».