Их судьба – шпионаж

В 1932 году его наградили знаком «Почетный работник ВЧК – ОГПУ» и вручили именное боевое оружие с гравировкой: «Без нужды не обнажай, без славы не применяй! Дмитрию Быстролётову за бесстрашие в беспощадной борьбе с контрреволюцией от Коллегии ОГПУ».

НЕЛЕГАЛ: БЕЗ ПРАВА БЫТЬ СОБОЙ

Оценив успехи «Андрея» на разведывательном поприще, руководство ИНО приняло решение направить его в Москву на учебу в Академию внешней торговли.

В последний момент учебу пришлось отложить – для работы в Берлине понадобился сотрудник, которому предстояло действовать исключительно с нелегальных позиций. Ну а поскольку на появление в штате ИНО такого же талантливого мастера-универсала, каким был Быстролётов, рассчитывать в обозримом будущем не приходилось, то предложение сделали именно ему.

…В те годы Берлин считался шпионской столицей Западной Европы, а торгпредство СССР – мозговым центром действовавшего на континенте ИНО. Управлял центром старший майор госбезопасности (что приравнивалось к общевойсковому званию «генерал-майор») Лейба Лазаревич Фельдбин (оперативный псевдоним «Швед»), выступавший под прикрытием сотрудника торгпредства Фельделя Льва Лазаревича.

Согласие «Андрей» дал безоговорочно, хотя, будучи дипломированным специалистом международного права, отдавал себе отчет, что может ожидать его в случае провала.

Перед властями Германии он как разведчик-нелегал был абсолютно беззащитен. После ареста, не оглашая факта события, его могли бросить в тюрьму, подвергнуть допросам третьей степени, то есть применить пытки, а то и тайно, а значит, безнаказанно, ликвидировать.

Даже узнав, что он заключен под стражу (что маловероятно), посольство СССР не смогло бы ему помочь, разве что при помощи надежного посредника нанять толкового адвоката.

В случае осуждения за шпионаж, а сроки за этот вид преступления самые длительные, нелегалу лишь остается уповать, что ему когда-нибудь организуют побег. Что весьма проблематично, ибо на шпионской войне не спешат выручать из неволи тех, кому не повезло, как бы высоко их ранее ни превозносили и ими ни восторгались.

…Вопреки всей правде о «расстрельной» доле нелегала, действующего в Берлине, «Андрей» от сделанного выбора не отступил. Гарантию собственной неуязвимости он видел в том, что работать ему придется под началом героя Гражданской войны, искусного разработчика стратегии чекистских операций, мудрого наставника молодой поросли Иностранного отдела, наконец, человека редкого ума и чувства юмора Фельдбина Л.Л.

МЕЖДУНАРОДНЫЙ ДЕНЬ ЛЫСЫХ

В течение всего периода закордонной нелегальной работы Быстролётов доказывал генералам Лубянки, что хотя он и дисциплинированный солдат, но не бездумный исполнитель их приказов, а имеет свой, сугубо творческий, подход к планированию и реализации многослойных оперативных комбинаций.

Особо наглядно это проявилось, когда он возглавил группу агентов, состоявшую из граждан разных стран Западной Европы, которые лично им были привлечены к работе на советскую разведку.

Именно во время подготовки и осуществления ими совместных операций раскрылись черты многогранной личности Дмитрия Александровича – он то представал неиссякаемым генератором идей, то виртуозным исполнителем изящных психологических этюдов, а то и мудрым руководителем, на несколько ходов вперед просчитывающим ситуацию.

…Берлинский кабачок «Гурман», что на Александер-плац, имел свою неповторимую специфику – интерьер, обслугу и кухню, которая была богаче, чем у конкурентов: паштет из мозгов страуса, павэ’ де фуа-гра, мидии по-провансальски, лобстер и жареные королевские креветки в лимонном или чесночном соусе, устрицы без раковин с лаймом, ризотто с белыми трюфелями.

Из напитков – шампанское «Дом Периньон», изысканные французские коньяки, отборные итальянские и рейнские вина, шотландский и ирландский виски.

Цены солидные, публика – им под стать: банкиры, крупные коммерсанты. Завсегдатаи меж собой фамильярно называли кабачок «харчевней», где всегда можно найти свободное местечко и часок-другой расслабляться в атмосфере уюта, покоя, доброжелательной предупредительности элегантного кельнера и безотказного тапера – были бы деньги.

Харчевня вмещала десять столиков. У входа стоял древний рояль «August Forster», за ним сидел его ровесник и тезка, тапер Август Штюбе, чья память хранила сокровищницу мировой фонотеки. «Андрею» не доводилось слышать, чтобы тот, в ответ на просьбу сыграть какую-нибудь мелодию, развел руками и сказал: «Я это не умею».

Публика с восторгом и глубоким почтением принимала и старика, и его музыкальную эрудицию. Штюбе платил ей той же монетой – со всеми был одинаково приветлив, весел и остроумен. Нередко посетители предлагали ему выпивку. Он охотно принимал угощение, но пьяным его никогда не видели.