Желтая стрела экскаватора торчала к земле под углом, рукоять свисала так, что ковш упирался зубцами в землю, и со стороны машина походила на однорукого великана с когтистой лапой. Павлу вспомнилось, как он бежал по стройке от осатаневших фанатиков, перепрыгивая арматуру и прижимая к груди фотоаппарат. Потом вспомнил, как в детстве лазил по стройке с братом. Андрей бесстрашно бегал по бетонным перекрытиям и прыгал с балки на балку, поддразнивая Павла и обидно называя того девчонкой. Пытаясь повторить подвиг брата, Павел неудачно упал и сломал ногу. То лето оказалось самым душным и скучным в его жизни, зато Андрей дразниться перестал и в знак братской солидарности таскал сладости, чтобы Павлу было не так обидно лежать в больнице.
Леля снова тронула его плечо и заглянула в глаза тревожным зеленым взглядом.
– В порядке? – прочитал Павел по губам. Над ухом слишком резко зазвенела мошкара. Павел отмахнулся и вместо ответа спросил:
– Это осталось после сноса бараков?
– Наверное, – ответила Леля, задумчиво поглаживая ржавую стрелу. Краска желтыми струпьями оставалась на ее ладони. – Местные сюда ходить боятся.
– А ты?
Леля усмехнулась и вытерла ладонь о юбку.
– С тобой не боюсь, – сказала она, поднырнула под стрелу и пошла дальше, легко и беззаботно, раздвигая зеленое море папоротника. Павел задержался, достал фотоаппарат и сделал несколько снимков с разных ракурсов: на всех Лелина фигура выглядела невесомой, призрачно-белой.
Железная дорога оказалась прямо за экскаватором: рельсы пролегали параллельно тропе – вывороченные шпалы бугрились под зеленым полотном, кое-где пробивались бурые плеши глины. Когда-то здесь был переезд, и дорогу пересекал полосатый шлагбаум. На всякий случай Павел сфотографировал и его. Леля обернулась и нахмурилась.
– Не надо, – громко сказала она так, чтобы Павел наверняка услышал.
– Что не надо? – спросил он, пряча фотоаппарат и подтягивая лямки рюкзака.
– Фотографий не надо. Слово не любит технику. Неживая она.
– Ты тоже в Слово веришь?
Леля неуверенно кивнула.
– Поэтому и пошла со мной? – продолжил Павел. – Хочешь его найти?
– А ты? – вопросом на вопрос ответила девушка.
– Я хочу узнать, кто убил Захария.
– Узнаешь, – ответила Леля и в один прыжок перемахнула через заграждение.
– Ты видела кого-то в доме? – спросил Павел, неуклюже шагнул следом и остановился возле шлагбаума. На солнце набежало облачко, будто по ту сторону ограды кто-то разом выплеснул ведро серой акварели.
– Видела, – сказала девушка, улыбаясь темными глазами.
– Кого? – бросило в жар, и Павел обеими руками вцепился в окрашенное дерево. Из-под пальцев полезли ломкие хлопья краски.
– Тебя видела, – сказала Леля, отступая все дальше в тень. – А еще Маланью…
Конечно, женщина, которая прибирала в доме у старца, и которую первой увидел Павел в то роковое утро. Могла ли убить женщина? Возможно, могла. С паралитиком справиться много силы не надо.
– Не только ее, – продолжила Леля. – Еще Акулина в избе лежала, хворала. Ей от Слова легче становилось, вот у Захария и ночевала. За ней дважды Черных приходил, но с пустыми руками ушел. Потом жена его, Ульяна, возле дома крутилась.
Павел перелез через шлагбаум и спрыгнул на шпалы. Что-то потянуло за свитер.
«Червы! Не ходи!» – подтолкнула память.
«Иди», – шепнул в голову Андрей.
Павел стиснул зубы и обернулся: свитер зацепился за торчащую щепу. Выругавшись, Павел отцепил одежду и с досадой заметил, как между выдранными нитками расползается дыра.
– Ты об этом Емцеву сказала? – буркнул он, искоса глянув на девушку. Облачко растаяло, мир обрел цвета и звуки. Слишком громкие звуки для глухого Павла: где-то переругивались сороки, в траве вовсю стрекотали кузнечики, и жужжала жадная до крови мошкара, прилипая то к взмокшей шее, то ко лбу.
– Нет…
– Боялась?
Леля неуверенно кивнула.
– Я думала, Черный Игумен убил.
– А теперь не думаешь так?
Они снова пошли бок о бок, перешагивая рассохшиеся шпалы. Воздух настаивался трескучим зноем, и Леля расстегнула куртку.
– Нет. В Степане одна злость кипит, а наполненности Словом нет.
– Значит, кто убил, в том и Слово? – спросил Павел. – А как узнать, что оно в тебе?
Леля повела округлыми плечами и приложила ладонь к животу:
– Вот тут огонь зарождается, – ответила она, потом дотронулась до горла. – А сюда перетекает. И больно, и сладко, и сказать надо, иначе мука тебе и человеку гибель. Так мне дедушка объяснял.
– А он откуда знает?
– Знает, – упрямо ответила Леля и больше не сказала ничего.
Павлу захотелось сделать привал, открыть блокнот и просмотреть записи, но не стал делать этого при Леле, просто мысленно вызвал перед глазами зарисованную схему.
Более всех Словом хотел завладеть Степан. Правая рука старца, лидер общины, подмявший под себя и деревенского участкового, и новоплисских чиновников, он вполне мог оказаться убийцей. Получил силу или нет – дело десятое. Может, и силы никакой не было, а была только глупая легенда.