Икона и крест

Долтон склонился над работой Дебби, словно Роммель над картой:

– Значит, мы на верном пути. Молодец, девочка!

– Чудесно, – сказала Зоула. – Но как Джеймс Огилви и Мармадьюк Сент-Клер добрались до Ямайки?

– Вот именно! Как? – поддакнула Дебби. – И разве Ямайка не принадлежала тогда Испании? Почему им разрешили там поселиться? Почему испанцы не сожгли их на костре или не сделали еще что-нибудь не менее ужасное?

– Возможно, записки Огилви расскажут нам об этом.

Мне не терпелось до них добраться.

– Возможно, – откликнулась Зоула.

В ее голосе слышалось еще большее нетерпение.

– А Джеймс Огилви женился на Фионе, – заметил я.

– Его детская возлюбленная? – улыбнулась Дебби, очарованная романтичностью предположения.

– Наверняка!

Я пытался представить себе Джеймса, проделавшего весь этот путь до Туидсмьюра лишь затем, чтобы забрать свою невесту. Скорее уж он послал письмо, а уж тогда Фиона оставила дом, семью и сама пересекла океан.

– Для тогдашней молодой девушки путешествие то еще!

– А Мармадьюк женился на местной женщине. Они не могли не дружить семьями: ведь их отпрыски поженились.

– Интересно, почему они не вернулись в Англию? – пробормотала Дебби.

Я зевнул. Каждый мускул моего тела был изнурен.

– Я иссяк. Иду в постель – вместе с дневником Огилви.

– Можно я с тобой? – спросила Зоула, и мы все рассмеялись.

Легши в постель, я глянул на часы: четыре утра.

Я был чуть живой. Выключив свет, я закрыл глаза и стал слушать вой ветра в лесу, стоны и скрипы нашей виллы. А потом провалился в беспробудный сон.

Не знаю, что заставило меня проснуться всего час спустя. Я лежал в темноте, слушал ветер, который стал еще сильнее. Я заставил себя встать и доковылять до окна. Что я ожидал там увидеть? В нескольких ярдах, справа, на подъездной дорожке стояла машина.

Фары были выключены – силуэт автомобиля угадывался в приглушенном свете бассейна. Когда мои глаза привыкли к темноте, я разглядел внутри двух человек.

Кто-то с ними разговаривал, наклонившись со стороны водителя. Потом машина сдала задним ходом и исчезла внизу. На фоне огней Кингстона я увидел ее очертания.

А идущий по дорожке человек крепко прижимал к груди кипу бумаг. Это был Долтон.

ГЛАВА 26

«Все это время мне страшно хотелось хоть кому-то поведать свою историю. Я надеюсь, что однажды написанное мной прочтет кто-нибудь из моих соотечественников. Приключения, выпавшие на мою долю в обеих Америках, столь необыкновенны, что я сам едва себе верю. С вашего позволения я начну рассказ с опасений, которые по мере приближения к континенту брали надо мной все большую власть, потом как они сначала рассеялись, а после вернулись с удвоенной силой.

– Что такое „аутодафе“?

– Ради Бога! Шотландцы вообще хоть что-нибудь знают? – воскликнул Турок. – Так по-испански называется „испытание веры“, Джеймс.

– А почему все так этого боятся?

Потрескивали наполненные ветром паруса, море было спокойным. Гамак мягко покачивался. Люк наверху был открыт, но привычной прохлады мы не чувствовали – на нас оседала липкая духота. Сквозь продолговатую решетку я видел Северную Корону. Звезды переходили из одной клеточки в другую. Вокруг Короны я насчитал то ли пять, то ли шесть звезд поменьше.

– Ничего-то он не знает, – раздалось из угла. – Ничегошеньки!

После чего говорившего охватил сухой кашель.

– Ты слыхал об экспедиции Хокинса?

– Нет, – ответил я в темноту.

Кто-то рассмеялся. Другой добавил:

– Ха!

– То плавание закончилось настоящей бедой.

Я узнал голос Хога.

– В Мексике английских моряков схватили испанцы. Все матросы были лютеранами. Для начала их поселили в хлев и заставили есть из одного корыта со свиньями. В качестве питья им давали винный уксус. Потом их одели в желтые плащи, дали в руки зеленые свечи, накинули на каждую шею по веревке и отвели на рыночную площадь, где перед вопящей толпой был зачитан приговор. Одних тогда сожгли. Других секли час за часом, пока с их спин не сошло все мясо. Третьим переломали руки и ноги. Это и есть аутодафе, шотландец. Инквизиция и ее истинно христианское милосердие – вот чего ты должен ждать, если угодишь в плен к испанцам.

– Вот почему ты окружен здесь тюремным отребьем, шотландец, – добавил Турок. – Больше Рэли людей брать было неоткуда.

– Спасибо тебе, Турок, что пригласил меня в это плавание.

Он тихонько засмеялся.

Следующие несколько часов я наблюдал, как Корона вышла из видного мне участка неба и ее место занял могучий Геркулес. Было чему удивляться… Я думал о красоте небесного свода над моей головой, о невообразимых глубинах, о той бездне, на поверхности которой мы удерживались. Я размышлял о людской злобе и о том, сколь жестоким может быть человек с себе подобными – и все во имя Того, кто проповедовал любовь.

Я плавал в собственном поту, вдыхал запах гнилья и прислушивался к кашлю и храпу кабацкой сволочи вокруг. И в который раз мне пришло в голову: а не луч ше ли было провести свои дни в безвестности, приглядывая за овцами в прохладной, тихой долине Туидсмьюра.