Иконы

Нам известен план. Мы делаем то, что должны сделать, как нам и говорили. К рассвету мы уже пробираемся обратно к собору, мимо костров, и факелов, и поющих людей, и празднества. Когда я оглядываюсь на обсерваторию, то вижу, что она до сих пор освещена костром – таким же огромным, как сама Икона.

Когда мы входим в ворота собора Богоматери Ангелов, Тима так счастлива видеть Фортиса, что с разбегу обнимает его и целует в обе щеки, хотя он уже держит в обеих руках по фляжке.

Ро окружает плотная толпа друзей по Сопротивлению. Они хватают его, подбрасывают в воздух, и он исчезает в куче тел, и все это словно превращается в единый шар одинаковой бешеной энергии.

Мне незачем слушать, как Ро старательно приукрашивает нашу историю и как она становится все затейливее с каждым словом.

Пусть его.

Я тащусь к остальным, но обнаруживаю, что ноги меня больше не держат. Я настолько измождена, что не могу говорить, не могу двигаться.

Еще до того, как я шлепаюсь на каменный пол, Лукас замечает, как подгибаются мои колени. И, не говоря ни слова, подхватывает меня и несет сквозь толпу. Он знает. Грудь у него теплая и крепкая, несмотря на то что его обожгло и исколотило взрывом. Я слушаю биение его сердца до того момента, когда он оставляет меня на низкой койке.

– Вот так, – говорит Лукас, укрывая меня до подбородка тонким армейским одеялом. И смотрит на меня с нежностью.

Вот так.

Я дома.

Сейчас я ничего не могу сказать ни Лукасу, ни кому-либо другому, да он и не пытается заговорить со мной. И я просто лежу в полутьме, отупевшая и неподвижная, пока меня не будит Фортис. Пришла пора покинуть Хоул.

В свете луны мы снова добираемся до Трассы. Там сейчас нет полных вагонов оборванных отсевков, которых везут на стройку. Но симпы все же в высшей мере насторожены, и Трассы по-прежнему опасны. Мы проскальзываем в последний тюремный вагон Посольства, где некий мерк и целое море детонаторов и четыре тысячи пакетов взрывчатки обеспечивают возвращение четверых измученных пленников в давно забытую миссию в землях грассов.

Ла Пурисима.

То, что от нее осталось. Поля сожжены. Стада разбежались и исчезли. Деревья превратились в черные палки.

Но у Биггера и Биггест все равно есть и хлеб, и молоко. В окнах выбиты стекла, однако Биггер затянул их джутовыми мешками. Биггер роняет свою чашку на стол, так он удивлен. Я не могу сказать, кто из нас больше рад встрече.

Биггест, как всегда, просто внимательно смотрит на меня – и тут же начинает готовить постель возле печи.

Козы слизывают пролившееся молоко, а я пытаюсь сказать хоть что-то, чтобы познакомить Биггера и Биггест с моими друзьями.

В эту ночь я сплю рядом с Ро, и Тимой, и Лукасом, и Фортисом – на теплых плитках кухонного пола. Я просыпаюсь лишь для того, чтобы обнаружить, что Фортис накрыл меня своей странной курткой, битком набитой всякими чудесами и тайными приспособлениями. Я настолько измотана, что могу только лежать там и дышать. И лишь одна мысль пробивается на поверхность моего сознания.

Они несовершенны. Их немного. Они не носили меня в своем животе или не растили в лаборатории. Я не знаю о них всей правды и не знаю, что скрывается за этой правдой.

Но это не имеет значения. К лучшему или к худшему, мы здесь. И у нас есть только мы сами.

Это и есть теперь моя семья.

СУД ПОСОЛЬСКОГО ГОРОДА

ВИРТУАЛЬНОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ:

Описание личных вещей покойного (ОЛВП)

Гриф: Совершенно секретно

Проведено доктором О. Брэдом Хаксли-Кларком, виртуальным доктором философии

Примечание: Выполнено по личной просьбе Посла Амаре

Исследовательский отдел Санта-Каталины № 9В

См. также прилагаемый отчет о судебном вскрытии

ОЛВП (продолжение; см. предыдущую страницу)

Список на момент смерти включает:

45. Пропагандистская листовка бунтовщиков, копия прилагается.

ТЫ НЕ МОЖЕШЬ

ОПУСКАТЬСЯ НА КОЛЕНИ ПЕРЕД ЛОРДОМ,

КОТОРЫЙ НЕ ПОКАЗЫВАЕТ СВОЕГО ЛИЦА.

ТЫ НЕ МОЖЕШЬ МОЛИТЬСЯ БОГУ,

КОТОРЫЙ НЕНАВИДИТ РОД ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ.

Глава 30

Птицы

Птицы обычно пищат, как резиновые игрушки, те, что даешь какой-нибудь собаке. Они бормочут, как стремительный порыв ветерка или бумажный веер. Как звонок велосипеда, который издает один и тот же звук на одном и том же месте, при повороте, снова и снова. Как обезьяна в дурном настроении, ну, по крайней мере некоторые из обезьян. Как старый матрас в тот момент, когда ты на него садишься. А иногда, ранним утром, они издают сразу все эти звуки.

Так говорил мне падре.