Икра будущего

Я ничего подобного о мрецах никогда не думал, я их успокаивал.

Вот и Маша, она давно соскучилась по покою, она хотела вернуться в свою постель и спать там. Без головы.

Сжечь. Прекрасный выход. Полфляги спирта осталось, жаль на Машу тратить, спирт в жизни очень и очень пригождается. С другой стороны, сидеть под кроватью унизительно, надо что-то делать. Я перевернулся на живот и пополз к другому краю кровати. Идея. Лестница скользкая, во многих местах наледи, крыша давно прохудилась, Маша устремится за мной…

Я выбрался из-под круглой кровати. Маша увидела. И кинулась. У нее уже появилась эта их мреческая походка — длинные тянущие шаги, словно на цыпочках идешь, и вместе с килограммами веса это выглядело глупо. Я заскочил на койку, пересек ее в три прыжка и оказался почти в коридоре. Маша развернулась и потянулась за мной. Я не очень торопился, старался, чтобы Маша не отстала. Выбежал на лестницу.

Маша тоже.

Наледи не понадобилось. Маша запуталась в ногах. Не думал, что ее падение будет настолько сокрушительно. Она вскинула руки, рухнула, с размаху ударившись о ступени. Туловище колыхнулось, левая рука подломилась в локте, голова выдержала — показалось, что даже ступенька сломалась, не голова.

Проехала по ним и поднялась. Нож вошел в громоздкое тело, из спины не показался, но Маша этого и не заметила. Она поднялась и снова рванула за мной.

Я спешил вниз, Маша тоже поторапливалась и, конечно, запнулась еще раз. В этот раз она издала какой-то звук.

— Ох.

Почти по-человечески.

Несколько ступеней, и она ударилась о каждую, головой. Во всяком случае, когда она все-таки поднялась, голова у нее была не очень круглая и однородная. Но трупная Маша держалась, они упертые, эти мрецы, как что-то в башку вобьется, так только пулей выбьется. Перила в этом месте были не очень крепкие, проржавевшие совершенно, и я подумал, что можно столкнуть Машу вниз, пусть до первого этажа прогуляется. Перила ее не выдюжат — и полетит вниз с задумчивым свистом, а там шмяк, тело раздавит само себя.

Однако я почему-то ее не толкнул. Хотя и мог.

— Ох, — сказала Маша еще раз.

И остановилась, привалившись к стене. Вдруг. Только что она хотела меня загрызть, разорвать на кусочки и вообще уничтожить, и вот остановилась. Замерла, осталась стоять, помятая, погребенная сама в себе.

Я хотел вытащить нож, но подумал, что Маша может очнуться, так без ножа и остался.

Какое-то у меня странное настроение, наверное, от холода. Первый раз в жизни пожалел мреца. Точно, от холода. Мозг состоит из воды, она подмерзает, мозг не движется, все понятно.

Я спускался по лесенке мелкими шагами. Навстречу Егор.

Торопился. В фигуре у него присутствовало что-то странное и нечеловеческое, я выхватил его лучом и обнаружил, что из-за спины Егора торчат многочисленные рога. Жизнь приобретала дурацкий вкус и размер. Ничего удивительного. Одинаковость не может тянуться бесконечно, не может быть все время страшно, случается и смешно. И глупо.

— Собрал. — Егор потряс рогами. — Там еще осталось много…

— Они хоть настоящие? — спросил я.

— Вроде. Крепкие.

Егор постучал рогами о стену.

— Крепость — не признак настоящих рогов, — изрек я. — Ладно, пойдем к Алиске, она в рогах разбирается.

— А ты это… — Егор посветил вверх. — Тетку прибил, что ли?

— Нет, — честно ответил я. — Она сама себя убила.

— Ага, понятно. Я это к тому… Я же там в сорок седьмой двустволку китайскую оставил…

— Ну, сходи.

— Да мне неудобно, — Егор встряхнул рогами. — Цепляются, заразы, скользко… Рога мешают.

— Понятно. Хорошо, сам схожу.

Я развернулся, и тут зазвенел будильник, громко и как-то неопрятно, отражаясь обрывками звуков от стен, Егор заругался, принялся стучать себя по боку, стараясь прибить строптивый механизм. Забавно, точно в кармане у него сидела беспокойная дребезжалка, робот, созданный для того, чтобы мелко пакостить своим хозяевам, кажется, раньше такие делали.

— Да ладно, — сказал я. — Пусть звенит, мне нравится. Хорошо.

— Мне тоже. Алиса просто нервничает. Она… Как ты думаешь, китайцы ее совсем вылечили? До конца?

— Похоже на то. Помнишь, как она палец позавчера порезала? До сих пор не зажило… А раньше… Китайцы в таких заболеваниях разбираются, можешь поверить.

— Да, точно… Значит, она теперь совсем нормальная?

Я пожал плечами.

— Алиса? Совсем нормальная? Это, братишка, не про Алису. Она… Сумасшедшая. Не безумная, нет, просто сумасшедшая, непредсказуемая. Она и так непредсказуемая, а после всего…

Она ведь всех убила. Всю свою семью. Такое бесследно не проходит. Такое…

Мне очень хотелось спросить — помнит ли она хоть что-нибудь. Пару раз даже уже почти спросил… Вовремя передумал. Кто его знает, что там у ней в голове, зачем ворошить… Это ведь страшно, жить с такой ношей. Пусть она сама и не виновата, но все равно.

Она плачет, я иногда слышу. По ночам.

— Ты смотри, не напомни ей вдруг, — сказал я. — Про все.

— Я что, дурак?

— Мало ли. Пусть забывает, это даже лучше. Я бы хотел вообще все забыть.

— А я нет.

— Твое дело. Алису не дергай, но…

— Что «но»?