Икра будущего

— Из-за книг, — пояснил Скелет. — В самое тяжелое время, когда цивилизация рухнула с громким хрустом, имена позабылись. Не до имен было, озверение, банды, банды. Потом, когда раздышались немного, хватились — как детей называть? Некоторые стали по кличкам зваться, вот как я или Лисичка. У шахтеров имен вообще нет, только прозвища. А поверхностные стали по книгам называть. Вот так.

— Понятно, — сказал я. — Спасибо вам. Надеюсь, что встретимся.

— Это обязательно. Куда идти, запомнил?

Я запомнил.

— Иди. Тут не так уж и далеко.

— Да… Слушай, Скелет, еще хотел спросить? Маркшейдер — это кто?

Скелет ответил.

Потом я шагал почти четыре часа без перерыва.

Бодро шагал, почти как раньше. У меня горело левое ухо, я думал, что это Алиса. И правое ухо, гораздо меньше, наверное, это Егор.

Тоннель мне нравился. Чистый. В нем не было никаких посторонних вещей, из тех, что обычно встречаются в тоннелях. Рельсы, шпалы, кабели по стенам, только не провисшие от времени, как обычно, а натянутые, как струны, и никаких свисающих с потолка мочал пыли, и никаких корней, пробивающихся через бетонные плиты свода. Наверное, так выглядели эти тоннели раньше, когда их только что построили.

Шагалось легко. Шпалы почти не выщерблены, ботинки не цеплялись за арматуру и не проваливались в бетонное крошево, не надо было то и дело смотреть под ноги, опасаться, что свернешь шею. Скелет выдал мне электрический фонарь шахтерского типа, тонкое изобретение. Аккумулятор, состоящий из маленьких, похожих на патроны батарей, они собирались в пояс, который почти не чувствовался. Кроме пояса, имелся шагогенератор. Плоская коробка, крепившаяся к бедру и вырабатывавшая электричество, ими подзаряжались батареи, от них, в свою очередь, питалась лампа, состоящая из двенадцати светлячков, каждый светил как лампочка. Светодиоды, так они назывались, Скелет объяснил. А еще он объяснил, что эта лампа может светить до тридцати лет, достаточно проходить в день по два километра. Двадцать лет — это вечность, я столько не протяну, шагогенератор переживет меня, как все вещи переживают своих хозяев.

Но ненадолго.

Впрочем, карбидка у меня тоже имелась, не обычная, шахтерски усовершенствованная — из толстого металла, с резиновыми ребрами безопасности, с армированными шлангами, с небьющимся стеклом, теперь я навсегда обеспечен светом.

Я шагал быстро, лампа заряжалась, светодиоды светили.

Через час я начал считать. Я почти забыл про эту привычку, раньше я считал каждый свой шаг, раньше от этого зависела жизнь, теперь мне просто хотелось занять голову, чтобы не думать об Алисе, цинге, конце света и кнопке, на которую я должен нажать.

Через два часа я сбился и уже не считал, вспоминал истории про подземелья, тоннельные легенды, байки про свернувших не туда. Почти все эти истории заканчивались плохо, как все настоящие сказки, они не жили долго и счастливо.

Через три я почувствовал себя одиноко, все последнее время вокруг меня дышали люди, и вдруг никого, рельсы, железо, бетон. Зато спокойнее, не надо ни о ком заботиться, не надо никого вытаскивать за уши из ямы, кишащей пиявками. Устал о всех беспокоиться. И вообще это все неважно, я уже почти у цели…

Четыре часа, заныли ноги, от пяток подало в кости. Говорят, чтобы ноги не гудели от долгих переходов, надо сверлить в костях дырки. Как все это закончится, обязательно просверлю. И в башке тоже можно сверлить, я встречал таких, с просверленными дырками в башке, правда, мертвых уже. Но дырки у них еще при жизни сверлились.

Через пять…

Егор догнал меня через пять.

Я устал и устроил перерыв, распустил шнуровку на ботинках, чтобы увеличить приток крови. Пил воду и изучал зубы. Мало осталось, впереди почти нет, те, что сохранились, качались и не болели. Я выдавил три верхних боковых зуба языком. Зубного пузырька у меня не нашлось, и я их выкинул в темноту. Ощупал языком десны. Непривычно гладкие, с выемками на месте зубов. Неожиданно захотелось плакать. Нет зубов. Цинга. Я ведь еще совсем не старый, а зубов нет… А если еще коренные вывалятся?

Не отсутствие пальцев, не ушей, зубы, у меня нет зубов!

Без зубов чувствуешь себя удивительно беспомощно. Голым я очень редко бывал, но ощущение полностью совпадает, без зубов я чувствовал себя голым. Маленьким. Вот в чем секрет, у детей нет зубов, они беспомощны, это откладывается в неявной памяти, и если ты начинаешь терять зубы, то вместе с ними ты теряешь и уверенность.

Раньше вставляли вроде бы, я хочу железные, из закаленной стали. И блестящие, чтобы были крепкие, чтобы можно было грызть трубы и выплевывать ошметки.

Попробовал подумать про собаку. Про серебряную, ту самую. Про то, что мне надо сделать. Найти вход, заложить взрывчатку — спасибо Скелету, три килограмма пластика, хватит, чтобы разнести квартал — уничтожить систему охлаждения. И тогда взрыв. Нижнее Метро будет уничтожено, кольцо разомкнётся. Брешь между мирами закроется. Погань перестанет сочиться. Прекратятся смерчи. Прекратится снег. Землетрясы оставят землю в покое…