Достав шестнадцать брусков из кубка, я обнаружил под ними две пары очень тяжелых золотых сережек, из которых одну пару я воспроизвожу на рис. 842 и 843 (см. 145). Каждая из них сделана из сорока золотых проволочек, спаянных вместе и прокованных кругом; затем верхняя часть была срезана так, что получилось нечто вроде коронки, в центре которой был припаян крючок или собственно сережка, сначала плоская и орнаментированная вертикальными насечками и постепенно сужающаяся к концу. На внутренней стороне проволочки были отполированы до получения гладкой поверхности; на внешней стороне «корзинки» каждой сережки были припаяны четыре ряда из семи розеток, всего двадцать восемь розеток на каждой, кроме одной, на которой было только двадцать семь. Чтобы сделать серьги более прочными, вокруг всех краев была припаяна золотая проволока, которую легко можно видеть в тех местах, где она оторвалась. К нижней части каждой «корзинки» были припаяны две золотые пластинки; на передней мы видим между верхней границей из двух плоских золотых полосок и нижней очень узкой полоски ряд из восемнадцати бусин, припаянных в углубления; другая золотая пластинка не орнаментирована, поскольку она находилась со стороны головы. К каждой из этих пластинок прикреплено восемь колечек, сделанных из двойной золотой проволоки, так что, поскольку здесь всего шестнадцать колечек, мы можем с большой долей вероятности предполагать, что к каждой из этих сережек было подвешено шестнадцать цепочек, которые, однако, должны быть нанизаны на нитку, поскольку они исчезли; однако сотни сохранившихся золотых бусин свидетельствуют об их былом великолепии. Бусины или прямоугольные и орнаментированные насечками, как те, что показаны на рис. 855, или же круглой или овальной формы, как на рис. 857 или на рис. 721, или же они состоят из длинных и очень тонких колец, как на рис. 894–897.
Я воспроизвожу другую пару серег на рис. 881 и 882. Обе были сделаны из золотой пластинки, с каждой стороны которой были припаяны тринадцать золотых проволочек; затем все было закручено в форму корзинки, крючок или сама сережка была припаяна наверху посредине, и ее нижний конец украшен двадцатью бусинами, впаянными в желобки. Затем каждая сторона обеих серег была украшена пятью рядами из двадцати пяти бусин, впаянных в желобки между шестью каемками из двойных горизонтальных проволочек: таким образом, всего на обеих сторонах каждой сережки было двести семьдесят бусин. Очень простые геометрические узоры были прорезаны на обеих сторонах пластинки в середине, а также на пластинке, припаянной снизу: в этой последней пять отверстий для привешивания украшений. Г-н Алессандро Кастеллани полагает, что «первобытные ювелиры подражали типу Diademiae, Pseudodiademiae и семейства Echinae, поскольку так же, как и эти водяные создания, их изделия покрыты множеством линий и выпуклостей. Вполне естественно, что художественный орнамент заимствует свои элементы из окружающей природы»[151]
.Г-н Джулиано полагает, что проба этих двух пар сережек составляет 23 карата. Однако степень чистоты золотых бусин другая; г-н Джулиано полагает, что некоторые из них имеют пробу в 20, другие в 18 или только в 16 карат. Это согласуется с анализом, проведенным профессором Робертсом, который пишет мне: «0,0910 грамма золотых бусин, как показал анализ содержания металлов, содержат 67,91 процента золота. Одна бусина весом 0,920 грамма, более яркого цвета, чем остальные, содержала 75,8 процента золота. Стандарт этих бус разнится, таким образом, от 16 до 18 карат. Во всех бусах, предоставленных мне для анализа, цвет поверхности металла, судя по всему, был достигнут искусственными средствами, и, может быть, уместно вспомнить, что японцы, которые используют ряд интересных сплавов золота, используют для этой цели сливовый уксус».
Далее, в этом кладе были найдены девять более простых золотых серег, одна из которых, с рис. 837, украшена четырьмя рядами по две спирали в каждом, напоминая второй надгробный камень из Микен[152]
. На другой, с рис. 879, – подвеска в форме колокольного языка. Три другие имеют обычную троянскую форму (рис. 694, 695 и 754–764). Оставшиеся четыре, из которых две я воспроизвожу на рис. 878 и 880, – просто спирали с двумя оборотами, и при ближайшем рассмотрении я нашел, что оба конца их слишком толсты, чтобы пропустить через мочку уха. Таким образом, они должны были предназначаться для скрепления локонов волос и могут, по моему мнению, вполне объяснить следующий пассаж у Гомера: