София отпрянула от него, боясь моргнуть. Как такое возможно? В XXI веке?
– Он вылавливал цыган на улице, это были дети и подростки. Они ведь не могут перечить… Не могут за себя постоять. И они еще наивны, верят людям. Даже цыганских детей легко обмануть. Но меня никто не обманывал, просто поймали, как бродячую собаку, и кинули в фургон, где сидели такие же, как я.
Анхель поднялся с пледа и направился к озеру. Каждое слово, произнесенное им, давалось тяжело. Он поклялся забыть тот день, после которого так резко и жестко изменилась вся его жизнь.
София кинулась к нему, обнимая сзади, руками касаясь груди, целуя в спину. Она понимала, что наступает самая болезненная часть рассказа, и боялась ее услышать.
Глава 41
– Вместе со мной в фургоне оказались еще пять детей. Кому-то было три года, кому-то десять. Мне было четырнадцать. На тот момент я не знал, куда нас везут и что будут делать. Мы оказались в белой комнате, где стены были обиты чем-то мягким. Это было сделано специально, чтобы мы не навредили себе. Кровати – это все, что там находилось. В той белой комнате не было даже окон. И стены, и потолок – все было белоснежным. На этом фоне мы выделялись очень хорошо. – Анхель обернулся к ней. – Нас кормили, и это сначала радовало, подкупало. Одновременно все находились под медицинским наблюдением, к тому же нам всем вкалывали какие-то препараты, от которых кружилась голова и начинало тошнить. Приходили люди в белых халатах, их лица были скрыты медицинскими масками, я видел только глаза. И в их взглядах всегда прослеживалась неприязнь.
– Оттуда невозможно было убежать? – спросила София. – Вы не делали попыток?
– Тот, кто делал, умирал первым. – Анхель нахмурился и отвел взгляд. Он явно мысленно оказался опять в том отвратительном месте. София коснулась его руки и крепко сжала, давая понять, что понимает его боль. – Ты веришь, что я так просто сдался? Меня даже смерть от избиения не пугала так, как адские муки, которые появлялись после применения этих препаратов. На моих глазах один за другим умирали дети, но перед этим я видел их страдания: глаза наливались кровью, а потом они плакали кровавыми слезами. Их рвало кровью. Они выплевывали свои желудки. Кровотечение открывалось из всех мест. Я не знаю, сопровождалось ли оно болью, но мне казалось, что они так измучены, что уже не ощущали эту боль. Помню детские крики, стон и потом замерший взгляд. Смерть для них становилась освобождением от мук.
София, пораженная этим рассказом, очень ярко представила себе картину, описанную Анхелем. Она пребывала в шоке и даже не могла подобрать слова.
– Я боялся, что однажды мне вколют то, что вызовет такое кровотечение. Но мой препарат обладал иным побочным действием: я на время оказывался парализованным, обездвиженным, будто овощ. Перед глазами все двоилось, иногда появлялись люди со злыми лицами. Они вырывали органы из моего тела и кидали об стенку. Я сходил с ума. – Он вдохнул больше воздуха, сглотнул и облизнул пересохшие губы.
– Как тебе удалось сбежать? – Это единственный вопрос, ответ на который интересовал Софию. Если этот мужчина стоит сейчас перед ней живой и здоровый, то ему удалось выбраться.
– Я не бежал, – монотонно произнес он, – меня заменили мои родители. Они отдали свои жизни взамен моей.
Его взгляд застыл, казалось, что даже руки дрогнули.
– Это был выгодный обмен: подопытных взрослых у них еще не было. Они боялись воровать взрослых цыган, боялись, что столкнутся с противостоянием. А дети… С ними проще. Дети исчезали… По городу ходили слухи, что появился маньяк, который крадет цыганских детей. Но невозможно было нас всех спрятать, потому что прятать было негде. У нас не было домов, мы спали где приходилось. За еду и деньги цыганский ребенок рискнет пойти за любым незнакомцем.
Повисло молчание. Анхель вспоминал, борясь со своими эмоциями, а София пребывала в шоке от его рассказа. Но самое страшное то, что за всем этим стоял Александр.
– Может быть, твои родители живы…
– Их тела выбросили на свалку, так они поступали с каждым, кто умирал в стенах той лаборатории. Полиции нет дела, она куплена Александром Зецем.
София коснулась руки Анхеля, заглядывая в глаза и пытаясь поддержать его.
– Вот почему началась эта война…
– Война… – усмехнулся тот, и в глазах загорелся огонь ненависти. – Война – это когда одна сторона умирает. А я умирать не собираюсь. Я его ад.
Затем взгляд Анхеля стал более мягким, он пришел в себя и посмотрел на девушку, подводя итог разговору: