Иллюзия вины

Никогда прежде я не видел такого. Или видел, но забыл. Словно образ из давно забытого сна. Из сна, содержавшего в себе нечто столь ужасное… некий жуткий фрагмент, из-за которого я предпочел забыть даже все то прекрасное, что было в нем. Что это был за сон? Этого я не знал. Я лишь смотрел на звезды и наслаждался абсолютной тишиной.

Опустив голову, я всмотрелся в окружавший меня бесконечный лес. Деревья росли так близко друг к другу, что казалось, между ними ничто не пройдет, словно они все переплетены и являются единым целым. Лес походил на давным-давно выстроенную стену. Стену, бывшую некогда неприступной, непробиваемой… но совсем не такой как сейчас. Теперь эта стена состояла из дряхлых давно засохших деревьев.

Ветер. Легкий ветер подул мне в лицо и принес с собой едва уловимое эхо. Это был детский голос, раздающийся откуда-то из центра моего сознания. Голос находился во мне, но был столь далек, словно доносился из другой вселенной. На миг он затих, а потом вновь зазвучал у меня в голове с еще большей силой. Я слышал слова… множество слов, затем крик, еще слова и снова крик. Как я ни пытался понять смысл слов, у меня это не получалось. Все они что-то означали, но будто звучали на каком-то незнакомом мне языке. Я чувствовал, что должен распознать их смысл, что это было жизненно важно… но слова продолжали звучать и все так же оставались для меня полной бессмыслицей.

Постепенно голос начинал звучать все отчетливее и когда эхо крика вперемешку с непонятными словами достигли пика своей громкости, далеко впереди в темноте промелькнул силуэт ребенка, скрывавшегося за деревом. И вновь настала тишина. Силуэт промелькнул еще раз и я почувствовал, как меня зовут, только на этот раз без слов, без единого звука. Ребенок звал меня… звал на помощь, я чувствовал это. Я хотел ринуться к нему, но свинцовая тяжесть в ногах приковывала меня к земле. Ноги едва меня слушались, позволяя мне совершать лишь незначительные движения в сторону взывающего о помощи. Как я ни старался передвигаться быстрее, после продолжительных усилий у меня получилось пройти лишь мимо пары деревьев. Я замер, осматриваясь в темном лесу, но ребенка больше нигде не было и голос его так же хранил молчание.

Я медленно обошел одно дерево, затем второе, третье. Посреди ночи я блуждал по бескрайнему мертвому темному лесу. Сколько бы я ни искал выход из этого места, его нигде не было. Лишь черное небо над головой и бесчисленное множество сухих деревьев вокруг. Меня охватывало знакомое чувство… чувство, будто я заточен в своей голове. Я знал, что могу отсюда выбраться, я что-то помнил, нечто такое, что помогло бы мне найти выход… но что это было?

Может дом? Обойдя еще одно дерево, совсем рядом с собой я увидел старый деревянный дом. Я знал его с детства, я был в нем когда-то… в старом доме моего покойного деда. Я запомнил его небольшим, уютным, красивым, но только не тем дряхлым строением, находящимся передо мной в темном лесу. Дом будто являлся частью леса и так же был мертв. В его окнах не горел свет, из них исходила только тьма. Все его доски превратились в черные обгорелые угольки. С крыши здания сыпались хлопья пепла, словно секунду назад здесь еще полыхал огонь, а входная дверь бесшумно постукивала, будто приоткрываясь от сильного сквозняка.

Я подошел к беспокойной двери, легонько толкнул ее и увидел тусклый огонек в камине в конце комнаты, бывшей некогда прекрасной гостиной. Войдя внутрь, я не увидел ничего, кроме обгоревших досок. Здесь не осталось и следа от былого уюта — ни моей любимой громадной книжной полки, ни картин на стенах, ни большого дивана. Я видел перед собой лишь изуродованные огнем черные стены, тусклый огонь в камине и два обгоревших кресла-качалки возле него. Заметив, как одно из кресел медленно покачивается, я бросился к нему в надежде увидеть там курящего трубку своего деда, но увидел ее.

Маленькая девочка, свернувшись калачиком, спала в этом кресле. Она была облачена в потрепанную серую пижаму, у нее была болезненно белая, как снег, кожа и темные растрепанные волосы. Кресло осторожно само по себе покачивалось, будто стараясь ее убаюкать и, несмотря на свое дряхлое состояние, не издавало ни единого скрипа. Я немного понаблюдал за тихо дремлющей девочкой и протянул руку к спинке кресла, чтобы оставить его, но девочка тут же открыла свои необычные глаза и посмотрела меня. Один глаз у нее был зеленым, другой голубым и оба они жалобно глядели на меня, будто моля о пощаде.

— Не бойся, я тебя не обижу, — сказал я, предусмотрительно отдергивая руку от кресла.

В ответ она обеспокоено проговорила что-то на непонятном мне языке и еще сильнее скрючилась в кресле.

— Я… я не понимаю тебя, что ты говоришь?

Она вновь что-то протрещала на своем языке, резко переходя на испуганный крик.

— Я ничего тебе не сделаю, не бойся, — я примирительно поднял руки вверх и отступил на шаг назад.

— Я тебе не верю, — едва различимо послышался ее неожиданно затихший голос.

— Но почему?

— Твои волосы…

— Что с ними?