Имам Шамиль

В апреле к Шамилю в Дарго приехали из Кази-Кумуха устад Джамалуддин-Гусейн и купец Муса. Их приезд и бесконечные новости отвлекли имама на время от пленницы. Но это время оказалось слишком коротким: на вторую же ночь он вновь появился в темном коридоре за дверным стеклом. Только теперь не заходил к матери, а возвращался в гостиную, через которую вела дверь в его спальню.

На третью ночь, когда и гости и все остальные в доме улеглись, Шамиль встал с постели, накинул чуху, пошел в кунацкую. Там спал Джамалуддин-Гусейн.

— Отец мой, проснись, — шепнул имам, осторожно касаясь плеча устада.

Джамалуддин открыл глаза, сел.

— Что-нибудь случилось? — спросил он.

— Нет, поговорить хочу, поделиться.

— Слушаю тебя.

— Что-то происходит со мной, помоги советом.

— Что именно?

— Потерял сон. Иногда лежу до утра с раскрытыми глазами, смотрю на луну, звезды, плывущие белые облака. Молитвы не приносят успокоения, дела не отвлекают, не хочется выезжать из дому. Жена сама приходит ночью, посидит у постели, оба молчим. Не сказав ничего, она уходит, я не задерживаю, а раньше рад был ее ласкам. Но что самое страшное — это робость, которая охватывает меня при виде ее.

— Кого?

— Пленной иноверки.

— Кто она? Откуда взялась?

— Наиб Ахвердиль-Магома захватил ее вместе с оказией под Моздоком. Ее отец — один из богатейших купцов города. Она невеста генерала, который дрался с нами под Ахульго.

— Может быть, ты влюблен?

— Не знаю, но только образ ее преследует меня всюду день и ночь, манит и волнует. Пойдем, взгляни на нее, и ты убедишься, что нет подобной во всей вселенной.

Устад поднялся, накинул халат, на цыпочках последовал за Шамилем. Они вышли в темный коридор, остановились перед стеклянной дверью. В комнате горела чуть прикрученная большая керосиновая лампа — Анна боялась спать без света.

— Смотри на тахту, — шепнул имам.

На тахте, разметав длинные волосы по белоснежной подушке, лежала девушка.

Шамиль, потянув за рукав халата, отвел удивленного учителя.

— Да, сын мой, соблазн велик! Она неотразима. Красавица из сказок Шахразады! — сказал старик, входя в кунацкую. — Теперь все понятно, сын мой, это любовь — великое, властное чувство, которое можно умерить только сближением…

— Сближением? — переспросил Шамиль.

— Да.

— Как можно? Она ведь не жена мне и к тому же христианка. Я не могу прикоснуться к ней…

— Почему? Ведь касались и касаются халифы и султаны чужеземных красавиц — наложниц гарема?

— Зря ты, учитель, сравниваешь меня с царственными особами стран Востока. Твой ученик — простой уздень. Но даже будь я потомственный владыка халифата, не последовал бы дурным примерам и ни за что не пошел бы на беззаконную близость не только с иноверкой, но даже с мусульманкой.

— Напрасно. Ты, имам, такой же властелин, как любой шах или султан. Никто не осудит тебя за сближение с той, которая по праву принадлежит тебе.

— По праву разбоя? — спросил Шамиль.

— По закону войны, — ответил устад.

— Но об этом нигде не сказано в священном писании.

— Это диктуется волей победителя, — возразил устад и, помолчав немного, спросил: — А если она не даст согласия принять ислам и стать твоей женой? Что будешь делать тогда?

— Буду переживать до тех пор, пока со временем чувство не уляжется, или мечтать до конца дней. Иначе, если я сделаю то, что советуешь ты, подчиненные мне муртазагеты, следуя примеру имама, начнут предаваться разврату с каждой встречной, — ответил Шамиль.

Учитель не нашелся что ответить ученику.

— Прости, отец, что потревожил сон твой. Я поделился с тобой сердечной тайной, которую до сих пор не раскрыл никому. Прошу, сохрани и ты ее, как храню я в глубинах души, — сказал Шамиль, поднимаясь.

Казикумухский купец Муса, окончив медресе еще в годы юности, не порывал связи с учителем Джамалуддином-Гусейном. Он был убежденным шариатистом, благосклонно относился к мюридизму. Но коммерческая жилка в его характере уводила его в торговые дела. С имамом он был знаком еще в бытность его в Гимрах. Народ подвластных имамату аулов и само маленькое государство имама нуждалось в предметах быта, оружии и во многом другом. Нужны были рынки для сбыта предметов кустарного производства и приобретения промышленных изделий и товаров. Базары, которые собирались в крупных аулах, не обеспечивали нужд населения, хотя сюда и проникали бродячие купцы-коробейники с товарами. Этих мелких торгашей, способных на обвес, обсчет и обмер, горцы не любили. Не терпел их и Шамиль, хотя всячески старался поощрять торговлю и даже выдавал из госказны ссуды отдельным предпринимателям. Купцы и торговцы имамата несли воинскую повинность наравне со всем населением. Они участвовали в походах и обязаны были являться к местам сбора войск по первому зову. А те, которые отсутствовали из-за срочных торговых сделок, по возвращении должны были дать объяснения наибам о причине неучастия в экспедициях.