Имам Шамиль

Беноевский наиб Байсунгур и телетлинский Кебед-Магома со своими отрядами обороняли нижнюю окраину аула. Хаджи-Мурад с ичкеринским Умалатом стояли у правой окраины Салтов, выше позиции, которую занимал Байсунгур, ибо основной огонь и повторяемые изредка атаки были направлены в эту наиболее доступную сторону.

Линия, за которой стоял неприятель, с каждым днем приближалась к стенам Салтов. Подвигались парапеты, прикрывающие батареи. Становились ближе траншеи с подкопами, над которыми вырастали земляные валы. Салты рушился на глазах. Груды камня серели под обломками стен домов и других строений. Как редкие, обломанные, почерневшие зубы старца, поднимались из руин полуразрушенные башни. Но Шамиль держался. Так же как когда-то в Ахульго, с надеждой фанатика и смирением фаталиста он всю ночь молился в мечети, часто обращая взоры к мрачному потолку. Это единственное здание, построенное из огромных плит гладко тесанного камня кремниевой породы, казалось неуязвимым. Пушечные ядра как мячики отлетали от стен храма, и потому в нем все время бывало людно. В подсобных помещениях мечети лежали тяжело раненные. За ночь едва успевали похоронить мертвых. Днем одновременно с восстановительными работами рылись и могилы. Но все же имаму в Салтах, превращенных в ад, казалось легче, чем в Ахульго. Не было детей, женщин, стариков, изнуренных бессонницей, истощенных, шатающихся от голода. Стоицизму не только здоровых, но и смертельно раненных никто не удивлялся, ибо в ауле не было слабых духом. Мюриды, привыкшие к бранной жизни, легко мирились с печальной участью в надежде на лучшее в потустороннем мире, убежденные, что «все от бога и к нему возвращается».

Около двух месяцев длилась осада Салтов. Ни в одном месте не удалось прорвать оборону горцев. Исход дела решили две мины. Ночью они были поднесены через траншеи и подложены в подкопы год блокгаузы Салтынской крепости. Сильный взрыв на рассвете до основания потряс не только крепость, но и всю гору, на склоне которой стояло селение. Со страшным грохотом рухнули стены, прилегавшие к бастиону. Сотни раненых и убитых горцев остались под грудами развалин.

В образовавшуюся брешь неудержимой стихией хлынули солдаты. Наиб Байсунгур упал, придавленный обрушенной стеной. Когда к нему кинулись мюриды и стали вытаскивать из-под камней придавленную ногу, он, придя в себя, закричал:

— Оставьте меня! Или вы оглохли, не слышите голосов приближающихся врагов? Закройте брешь собой!

С кинжалами и шашками бросились мюриды навстречу солдатам. Скрестились булаты со сталью штыков. Сцепились в мертвой хватке столкнувшиеся противники. На них стали напирать с противоположных сторон. Перевес оказался на стороне штурмующих.

Отчаянно сопротивляясь, отступали мюриды под напором ощетинившегося леса штыков. Словно стая гибких рысей, извиваясь и делая гигантские прыжки с камня на камень, со стены на стену, изловчась, бросались они в гущу солдат, чтобы поработать последний раз изо всех сил смертоносным лезвием. Груды мертвых тел остались у бреши после короткой рукопашной схватки. С обезумевшими взорами, искаженными в ярости лицами бросались воины друг на друга до тех пор, пока пламя гнева внезапно угасало от неслышного дыхания настигшей смерти.

Уцелевшие стены саклей, горы обрушенного камня вырастали новой преградой на пути штурмующих. Ни на шаг не отошли аскеры имама без боя. До самого вечера длилось сражение. Все время подбрасывал главнокомандующий свежие силы на помощь штурмующим. Даже с наступлением темноты не отошли солдаты назад. Был дан приказ не оставлять салтинских домов нижней окраины. Стеной преград поднялось пожарище между усталыми противниками. С шумом рушились земляные крыши саклей, оставляя черные тлеющие балки бревенчатых потолков. Мрачно клубился дым к тихому небу. Никто не спал в Салтах в эту ночь.

У имама заседал совет. Каждый наиб и сам Шамиль знали, что сражение проиграно. Но им, томимым жаждой мести, хотелось драться не из-за любви к бою, а чтобы уничтожить как можно больше неверных, хотя бы ценой собственной жизни.

На следующий день с восходом брошенные Воронцовым свежие части начали штурм с новой силой. Воины Шамиля ждали этого и с ответной яростью отразили первый натиск. Когда умолкали крики «ура» и штурмующие откатывались к своей позиции, мюриды уходили за укрытия, прячась от ружейного огня. К полудню черная полоса пожарища, разделявшая аул пополам, оказалась пройденной русскими. Осажденные отошли еще на одну ступень крыш вверх.

Много солдат полегло в этот день в тесном скопище салтынских саклей.

Отрядам Хаджи-Мурада, Кебед-Магомы и Умалата был дан приказ удержаться до наступления темноты. Но поредевшие сотни этих наибов не смогли бы устоять, если бы Шамиль сам не явился на передовые позиции с приближенными и резервом.