Именем Закона

начальнику лагеря. Начальник у себя в кабинете разговаривал с пионервожатыми.

 -- Развалили воспитательную работу!-- возмущался он. -- Не пионерский лагерь, а

воровская "малина"! Опозоримся на весь город! Завтра здесь милиция будет!

Докатились!

 Мне было очень страшно. Но я распахнул дверь кабинета и прямо в середину

начальниковой фразы влепил: - Это я!

 -- Вижу, что ты! -- сказал начальник. -- А почему ты входишь без спроса? Не

постучавшись? Вот, пожалуйста! -- Он показал на меня воспитателю. -- Если уж мы до

того дошли, что...

 -- Это я украл сгущенку! -- сказал я.

Тут в комнате стало очень тихо. Потом стало очень шумно. Потом опять тихо.

Сначала мне никто не поверил. Но когда я рассказал, где сгущенка спрятана, и

Саша Петухов, сбегав на то место, упавшим голосом сказал, что коробки именно там

и есть, поверили все.

 Горнисты затрубили общий сбор. На центральной площади выстроился весь лагерь --

восемьсот человек. И все они смотрели, как председатель совета дружины

семиклассница Аня Коробова сорвала с меня пионерский галстук. А потом, под свист

и улюлюканье, меня повели в изолятор и там заперли.

 Как ни странно, я очень хорошо себя чувствовал. Я весь ужин съел -- мне Саша

Петухов принес, -- тарелки на стол брякнул и вышел, ни слова не сказав. Я с

удовольствием "Тимура и его команду" стал перечитывать -- кто-то ее в изоляторе

забыл. Я читал и думал: "Все-таки я молодец! Тимур помогал своим товарищам,

выручал их, и я выручил Васю! Уж теперь-то, конечно, он больше не будет

воровать, ему стыдно станет. Я видел, как он и Захар Петрович, совершенно

потрясенные, смотрели от кладовой, как меня из пионеров исключали... И пускай

меня теперь в тюрьму посадят -- за друга можно и пострадать. А родителям я все

объясню. Они поймут, уж это точно!"

 Когда совсем стемнело, в окошко кто-то постучал. Я открыл окно, и в комнату

впрыгнул Вася. Он сел на кровать и стал пристально на меня смотреть.

Понимаешь, -- тихо сказал он наконец, -- запутал меня этот Захар проклятый. Он мне

еще в городе шестьсот рублей одолжил на магнитофон. Я думал, как-нибудь отдам,

да вот не вышло! А он говорит: "Давай, никто не узнает!.." Он-то судимый уже,

опытный. Говорит: "Подумаешь, ребенок конфетку не получит или шоколадку!.." А ты

не бойся, тебе ничего не будет. Пока шестнадцати лет нету, уголовная

ответственность не наступает.

 Я точно это знаю. Скажешь: понял, осознал, тебя и в пионеры обратно примут.

Спасибо, друг!

 Он пожал мне руку и выпрыгнул обратно в окно.

...На следующий день приехала милиция: младший лейтенант из райотдела и

проводник с собакой. Когда меня привели к начальнику лагери, там шел спор, и

довольно крутой.

 -- Что значит -- неправильно? -- кипятился начальник. -- Он сам признался!

Что еще нужно?

 -- Ему, может, ничего не нужно, -- настаивал младший лейтенант, то снимая, то

надевая фуражку: в ней жарко, а без нее не положено. -- Но вы-то взрослый

человек, должны законы знать! Признание не является доказательством вины!

Проводник, намотав на руку длинный поводок, сидел в углу кабинета. Огромная

овчарка лежала рядом.

 -- Но ведь он место указал- -- воскликнул начальник.

Овчарка взглянула на меня и равнодушно отвернулась.

 Да мало ли что он укажет! -- устало сказал милиционер. -- Видел, слышал, все может

быть! А вы... Он повернулся ко мне.

 -- Ты, значит, вор? Я!

 - Ну пошли!

 Ом надел фуражку, проводник что-то негромко сказал собаке, и все мы вышли из

кабинета.

 Конечно, весь лагерь уже толпился вокруг. Мы пошли по территории, ребята за

нами. Пришли к яме, заваленной лапником. Я хотел откинуть ветки, но младший

лейтенант не дал.

 - Подожди! -- велел он. -- Что в тайнике?

 -- Сгущенка.

 -- Сколько?

 -- Две коробки!

 -- Больше ничего?

 -- Ничего! -- наобум сказал я.

 -- Ни шоколада, ни конфет? Ладно. Как хранятся?

 -- Чего? -- не понял я.

 -- Ну, как стоят? Одна на другой или рядом? Может, завернуты во что-то? Или

накрыты? Ставил сутки назад -- должен помнить!

 -- Рядом! -- опять наобум сказал я. -- Ничем не накрыты.

(Я не видел, чтобы Вася или Захар Петрович что-то сверху клали.)

 -- Прошу внимания, товарищи! -- громко сказал младший лейтенант и откинул ветки.

Коробки, оказывается, стояли одна на другой, но сверху ничем накрыты не были.

Среди ребят прошел негромкий говор. А овчарка зевнула и улеглась на передние

лапы.

 -- Забыл! -- сказал я. -- Сгрузил, а как встали, не запомнил!

 -- Ну-ну! -- иронически заметил младший лейтенант. И, нагнувшись, достал из

тайника одну коробку.

 -- Неси! -- скомандовал он.

 - Куда? -- не понял я.

 - В кладовую! Откуда взял!

Я приподнял коробку, и ноги у меня подкосились. Потом уже я узнал, что в

фабричной упаковке содержится сорок банок!

 Неверными шагами прошел я метров пять, и упал вместе с коробкой. Да это не он! --

радостно воскликнул кто-то из ребят. -- Не Сева. Куда ему!

Тихо! -- скомандовал младший лейтенант. -- Может быть, ты ее волоком по земле

тащил?

 - Ага! радостно подтвердил я.

 -- Прошу обратить внимание! -- сказал младший лейтенант, легко

приподняв коробку и поворачивая ее всеми сторонами.-- Ни на одной из граней

коробки нет ни вмятин, ни царапин.

 И точно, не было...