Читаем Иметь или быть? полностью

Здесь невозможно назвать всех радикальных гуманистов послемарксовского периода, однако ниже я все-таки приведу несколько примеров их учений. И хотя воззрения этих радикальных гуманистов весьма отличаются друг от друга, а иногда даже противоречат друг другу, все они разделяют следующие идеи:

— производство должно служить реальным потребностям людей, а не требованиям экономической системы;

— между людьми и природой должны быть установлены новые взаимоотношения, основанные на кооперации, а не на эксплуатации;

— взаимный антагонизм должен уступить место солидарности;

— целью всех социальных преобразований должно быть человеческое благо и предупреждение неблагополучия;

— следует стремиться не к максимальному, а к разумному потреблению, способствующему благу людей;

— индивид должен быть активным, а не пассивным участником жизни общества.

[101]

Альберт Швейцер исходит из предпосылки неминуемого кризиса западной культуры. «Но сейчас уже для всех очевидно, — утверждает он, — что самоуничтожение культуры идет полным ходом. Даже то, что еще уцелело от нее, ненадежно. Оно еще производит впечатление чего-то прочного, так как не испытало разрушительного давления извне, жертвой которого уже пало все другое. Но его основание также непрочно, следующий оползень может увлечь его с собой в пропасть…

Способность современного человека понимать значение культуры и действовать в ее интересах подорвана, так как условия, в которые он поставлен, умаляют его достоинство и травмируют его психически» [102].

[103]

Характеризуя человека индустриального общества как «несвободного, разобщенного, ограниченного», находящегося «под угрозой стать негуманным», Швейцер продолжает: «Поскольку к тому же общество благодаря достигнутой организации стало невиданной ранее силой в духовной жизни, несамостоятельность современного человека по отношению к обществу принимает такой характер, что он уже почти перестает жить собственной духовной жизнью…

Так мы вступили в новое средневековье. Всеобщим актом воли свобода мышления изъята из употребления, потому что миллионы индивидов отказываются от права на мышление и во всем руководствуются только принадлежностью к корпорации…

С отказом от независимости своего мышления мы утратили — да иначе и быть не могло — веру в истину. Наша духовная жизнь дезорганизована. Сверхорганизованность нашей общественной жизни выливается в организацию бездумья» [104].

Индустриальное общество, по мнению Швейцера, характеризуется не только отсутствием свободы, но и «перенапряжением» (Überanstrengung) людей. «В течение двух или трех поколений довольно многие индивиды живут только как рабочая сила, а не как люди». Все это ведет к умиранию духовного начала, и в процессе воспитания детей такими изнуренными родителями оказывается утраченным нечто важное для их человеческого развития. «Позже, сам став жертвой перенапряжения, он все больше испытывает потребность во внешнем отвлечении… Абсолютная праздность, развлечение и желание забыться становятся для него физической потребностью» [105]

. И поэтому Швейцер ратует за сокращение производства и выступает против чрезмерного потребления и роскоши.

Подобно доминиканскому монаху Экхарту, протестантский теолог Швейцер настаивает на том, что человек не должен погружаться в атмосферу духовного эгоизма, отстраняться от мирских дел, он должен вести активный образ жизни, стараясь внести свой вклад в духовное совершенствование общества. «Если среди наших современников встречается так мало людей с верным человеческим и нравственным чутьем, то объясняется это не в последнюю очередь тем, что мы беспрестанно приносим свою личную нравственность на алтарь отечества, вместо того чтобы оставаться в оппозиции к обществу и быть силой, побуждающей его стремиться к совершенству» [106].

Он приходит к выводу, что современная культура и социальная структура приближаются к катастрофе, после которой наступит новый Ренессанс, «гораздо более величественный, чем тот, который уже был»; Швейцер утверждает, что если мы не хотим погибнуть, то должны стремиться к самообновлению в новой вере. «В этом Ренессансе важнейшим будет принцип активности, которым вооружает нас рациональное мышление — единственный выработанный Человеком рациональный и прагматический принцип исторического развития… Я убежден в своей вере, что эта революция произойдет, если мы решимся стать мыслящими человеческими существами» (Курсив мой. — Э. Ф.).

Перейти на страницу:

Похожие книги

16 эссе об истории искусства
16 эссе об истории искусства

Эта книга – введение в историческое исследование искусства. Она построена по крупным проблематизированным темам, а не по традиционным хронологическому и географическому принципам. Все темы связаны с развитием искусства на разных этапах истории человечества и на разных континентах. В книге представлены различные ракурсы, под которыми можно и нужно рассматривать, описывать и анализировать конкретные предметы искусства и культуры, показано, какие вопросы задавать, где и как искать ответы. Исследуемые темы проиллюстрированы многочисленными произведениями искусства Востока и Запада, от древности до наших дней. Это картины, гравюры, скульптуры, архитектурные сооружения знаменитых мастеров – Леонардо, Рубенса, Борромини, Ван Гога, Родена, Пикассо, Поллока, Габо. Но рассматриваются и памятники мало изученные и не знакомые широкому читателю. Все они анализируются с применением современных методов наук об искусстве и культуре.Издание адресовано исследователям всех гуманитарных специальностей и обучающимся по этим направлениям; оно будет интересно и широкому кругу читателей.В формате PDF A4 сохранён издательский макет.

Олег Сергеевич Воскобойников

Культурология
Другая история войн. От палок до бомбард
Другая история войн. От палок до бомбард

Развитие любой общественной сферы, в том числе военной, подчиняется определенным эволюционным законам. Однако серьезный анализ состава, тактики и стратегии войск показывает столь многочисленные параллели между античностью и средневековьем, что становится ясно: это одна эпоха, она «разнесена» на две эпохи с тысячелетним провалом только стараниями хронологов XVI века… Эпохи совмещаются!В книге, написанной в занимательной форме, с большим количеством литературных и живописных иллюстраций, показано, как возникают хронологические ошибки, и как на самом деле выглядит история войн, гремевших в Евразии в прошлом.Для широкого круга образованных читателей.

Александр М. Жабинский , Александр Михайлович Жабинский , Дмитрий Витальевич Калюжный , Дмитрий В. Калюжный

Культурология / История / Образование и наука
Повседневная жизнь Китая в эпоху Мин
Повседневная жизнь Китая в эпоху Мин

Правление династии Мин (1368–1644) стало временем подведения итогов трехтысячелетнего развития китайской цивилизации. В эту эпоху достигли наивысшего развития все ее формы — поэзия и театр, живопись и архитектура, придворный этикет и народный фольклор. Однако изящество все чаще оборачивалось мертвым шаблоном, а поиск новых форм — вырождением содержания. Пытаясь преодолеть кризис традиции, философы переосмысливали догмы конфуцианства, художники «одним движением кисти зачеркивали сделанное прежде», а власть осуществляла идейный контроль над обществом при помощи предписаний и запретов. В своей новой книге ведущий российский исследователь Китая, профессор В. В. Малявин, рассматривает не столько конкретные проявления повседневной жизни китайцев в эпоху Мин, сколько истоки и глубинный смысл этих проявлений в диапазоне от религиозных церемоний до кулинарии и эротических романов. Это новаторское исследование адресовано как знатокам удивительной китайской культуры, так и тем, кто делает лишь первые шаги в ее изучении.

Владимир Вячеславович Малявин

Культурология / История / Образование и наука