Филимон косил на правый глаз, его приятель точно так же косил на левый глаз, а переметная жена была немножко раскосая на оба глаза. Филимон объяснял это тем, что у всех настоящих русских монгольские предки. Так или иначе, из углов своих миндальных глаз Фимочка зорко поглядывала за тем, чтобы Филимон не пил холодного пива, до которого он был большой охотник, и приходил домой вовремя.
В послужном списке Филимона самым главным значилось, что во время войны он участвовал во власовском движении и даже подписал Пражский манифест. Но потом он оказался агентом-провокатором и вернулся домой.
Немецкую оккупацию Фимочка пережила в Киеве. Многие знали, что она не то еврейка, не то полуеврейка, и Фимочка боялась, что она попадет в Бабий Яр. Но ее, слава Богу, никто не выдал. Однако с тех пор Фимочка не любила говорить, кто она такая. Да и Филимон тоже помалкивал.
Если правая рука комиссара временами была даже слишком энергична, то зато его левая рука была на редкость медлительна и ленива. Однако, несмотря на меланхоличный характер и хилую конструкцию, Филимон уверял, что в свое время он был ярым футболистом. Теперь же его футбольная страсть проявлялась несколько иначе.
Когда Филимон перепивался до определенного градуса, он начинал косить еще больше, а потом лез к кому-нибудь обниматься и целоваться. Затем ни с того ни с сего он изо всей силы футболил объект своего внимания коленом в самое неподходящее место. На футбольном поле за такие вещи дисквалифицируют. Филимон же за эти фокусы не раз получал по физиономии.
Всезнайка Остап Оглоедов комментировал:
– Знаем мы таких футболистов. Это у него комплекс неполноценности. Вот он и футболит – из зависти. У него в голове перекос – параллакс.
Помимо футболистов в молодости Филимон крутился еще в компании футуристов и любил вспоминать свое знакомство с Владимиром Маяковским. Чтобы подработать денег, знаменитый поэт иногда занимался сочинением реклам.
– А одну рекламу я ему лично подсказал, – хвастался Филимон. – Знаете, для сосок Главрезины.
Лучше сосок в мире нет – Готов сосать до старости лет!
– Знаем мы эти соски, – ухмылялся всезнайка Остап. – Потому Маяковский и застрелился.
Хотя Фимочка была вдвое моложе своего мужа, но детей у них не было. Фнлимон говорил, что ему просто лень возиться с детьми.
В бухгалтерии сидел и печально щелкал на счетах Акоп Саркисьян, финансовый гений, который всю свою жизнь занимался всякими спекуляциями и махинациями, перепродавая рационированные товары. Но теперь дела на черном рынке были плохи, и Сося приткнул Акопа в доме чудес в качестве бухгалтера.
Считать чужие деньги было для Акопа чистым наказанием, и занимался он этим с явным отвращением. Но его финансовый гении нашел выход и из этого положения. В бухгалтерию заходил неистовый Артамон и конфиденциально подмигивал. Акоп оживал и деловито нюхал воздух, словно чувствуя наживу:
– Хм-хм… Что прикажете –буль-буль или пуф-пуф?
– Буль-буль.
– Оптом или в розницу?
– В розницу.
– Сколько?
– Две.
Бухгалтер выдвигал ящик стола, извлекал оттуда бутылку водки и наливал две рюмки. За наличный расчет. Когда Артамон направлялся к двери, Акоп вдогонку кричал:
– А как насчет пуф-пуф?
– Денег нету.
– Так берите в кредит, – уговаривал Акоп. – У меня фирма солидная.
Он вытаскивал второй ящик своего универсального стола, доставал оттуда пачку рассыпных папирос и отсчитывал пять штук. В кредит. Потом он обстоятельно записывал это в специальную книгу. Это была единственная бухгалтерская книга, которую он вел с искренним удовольствием.
Когда Филимону было лень идти в лавку и он покупал у Акопа целую пачку папирос – с маленькой надбавкой, – это уже шло под рубрику крупной оптовой трансакции. Если Артамону экстренно требовалась бутылка водки и он приобретал ее в бухгалтерии, Акоп терпеливо отсиживал сверхурочные часы, надеясь, что потребуется и вторая бутылка. Доходов эта коммерция приносила мало, но зато сам процесс торговли доставлял Акопу глубокое моральное удовлетворение.
Иногда Акоп тяжело вздыхал:
– Эх, разве это торговля? Чистые слезы! А ведь когда-то я мильонами заворачивал.
– Неужели? – удивлялся Филимон.
– Да-а, только в минусовой степени…
В конце нэпа Саркисьян был крупным оптовиком, но сумел вовремя сделать банкрота и остался должен советской власти ровно миллион рублей налогов. Да не простых рублей, а золотых рублей. Это была самая удачная коммерческая операция за всю его жизнь. И воспоминания о ней наполняли душу бывшего миллионера приятной гордостью.
В эпоху коллективизации Акоп занимался всякими темными махинациями и в результате попал в концлагерь. Во время войны его выпустили из лагеря и, помня о его коммерческих способностях, заслали его в качестве агента в оккупированную немцами Прибалтику. Там под маркой казино для немецких офицеров он содержал публичный дом и притон для азартных игр. Там-то и завязалось его знакомство с комиссаром Гильрудом.