Имя мое легион

В переулке Энтузиастов пахло осенью, дождем и прелыми листьями. Когда Борис шел домой, ему стало немножко грустно на душе. Может быть, от этих старых фотографий, которые напомнили ему его детство и отеческий дом.

Все было так хорошо, пока не случилась эта чертова история с Максимом, где главную роль играла эта злосчастная Ольга. Хотя она и выглядела как бледный ангел, но ведь уже и до Максима из-за нее было два самоубийства. Сначала студент, который выстрелил себе в рот из нагана. А потом Завалишин, дальний родственник поэта Серафима Аллилуева.

Рядом с Ольгой, как пудель, постоянно крутился этот колченогий герой Перекопа в своих идиотских красных галифе. Как будто красавице Ольге нравилась эта компания горбунов и уродов. А с другой стороны около Ольги как змея все время увивалась эта княжна Шаховская-Орбели, кисейная барышня и чекистка. Такая трогательная дружба, прямо как в романах Чарской.

Но кончилось все это плохо. Ольга умерла загадочной смертью. А Максим от горя чуть не помешался. Потом умер и их ребенок. А Максим занялся сатановедением и всякой чертовщиной. Сидит, как доктор Фауст, зарывшись в свои средневековые книжки, и бредит про ведьм и ведьмаков.

Потом началась Великая Чистка, где подмели и героя Перекопа, и его сестренку. А чернокнижник Максим, теперь уже начальник 13-го отдела НКВД, сидит и хвастается, что это он их посадил – и за какие-то темные дела. Но что это за дела – молчит, так как это государственная тайна.

Тогда пьяный Максим бормотал, что Зинка Орбели – это помесь сатаны и антихриста, полукняжна и полумарсианка. А теперь трезвый Акакий Петрович подтверждает, что она вовсе не Орбели, а княжна Шаховская. Но и не княжна Шаховская, а чистокровная еврейка. И не Зинаида Генриховна, а Гершелевна. Такая путаница, что тут и сам черт не разберется. Но так или иначе, а вся эта темная история началась с красавицы Ольги. Тихий ангел, бледная вошь, которая завела Максима по ту сторону добра и зла.

Борис расправил плечи и вдохнул полной грудью свежий осенний воздух. Потом он раскинул руки и потянулся, как сильный, здоровый зверь. Так, что затрещало в суставах.

«Эх, как хорошо и просто все кругом, – подумал он. – И как только люди сами себе портят эту жизнь. Сами себе? Или одни другим?»

Когда-то в 20-х годах на окраине Ростова, в Нахичевани, жила дружная пожилая пара скопцов, Никифор Захарович и Аграфена Демидовна. Они принадлежали к небольшой колонии секты скопцов, которые остались в Нахичевани еще от царского времени. Это были простые люди, которых соседи уважали за их трудолюбие и готовность помочь ближнему.

Никифор Захарович держал пасеку и угощал соседских детишек медом, а про Аграфену Демидовну говорили, что у нее золотые руки и что дом у них – полная чаша. В этом доме не хватало только одного – детей.

Поэтому на старости лет Никифор Захарович и Аграфена Демидовна решили взять себе приемного ребенка. Тогда, после революции и гражданской войны, в детдомах было полно всяких детей. Они просто пошли в детдом и выбрали себе там подходящего мальчишку с рыжими вихрами. По документам малыш был круглым сиротой по имени Остап Остапович Оглоедов.

Маленький Остапка прижился в доме скопцов, и они полюбили своего приемного сына. Но однажды, искупав Остапку в корыте, мать сказала отцу:

– А ты знаешь, Никифор Захарыч, наш Остапка-то того… обрезанный.

– Ну и что? С людьми всяко бывает.

– Да, но ведь в Ростове полно евреев…

– Что ты, Аграфена Демидна. Ведь он на еврея совсем не похож. Да и фамилия у него русская.

– А может, он не чистый еврей, а того… с прожидью?

– Кто это знает? – развел руками Никифор Захарович.-Пущай это Господь Бог решает.

Когда мальчик немного подрос, он совсем забыл про детдом и стал задавать всякие вопросы. Чтобы не рассказывать сказки про аиста, приемные родители сказали Остапке, что его подбросили бродячие цыгане, которые оставили его на пороге их дома. В Ростове было много цыган, которым приписывали всякие трюки, и Остапка поверил этому.

Когда Остапка пошел в школу, он даже гордился этим и говорил, что он цыган. Но потом мальчишки стали смеяться:

– Какой ты цыган, коли ты обрезанный!

Когда Остап достиг юношеского возраста, он стал подозревать, что с ним что-то не в порядке: хотя сам он вырос огромного роста, больше всех своих сверстников, но половые – органы у него остались маленькие, как у ребенка. А мальчишки, когда их водили на общие медицинские осмотры, конечно, посмеивались:

– Эй, ты, гермафродит!

В душе Остап стал стесняться сначала мальчишек, а потом и девчонок. А внешне, чтобы компенсировать этот недостаток, он стал выкидывать в школе такие замысловатые фокусы, что вскоре приобрел себе двойную славу: первого хулигана – и первого труса.

Вскоре и приемные родители заметили, что с Остапом что-то не в порядке. Парень он был довольно смышленый и сообразительный, но в школе учился плохо. Вся его сообразительность шла на какие-то хитрости. И если он что-то делал, то всегда искал какие-то окольные пути.