Читаем ...Имя сей звезде Чернобыль полностью

Горбачев, ускорив распад тоталитаризма, возможно, дал шанс прямого спасения — человечеству. И без него случилось бы, но могло быть уже поздно. Когда-то Ленин резко повернул ход истории в эту сторону. Горб/ачев/ резко ударил по тормозам, колеса, кажется, соскочили с рельс локомотива истории, не без признака аварии, но упали на обочину, а не в пропасть, которая была впереди.

Сложность писательской позиции: согласуясь с этим движением, стоять против собственного народа, если он ушел от общей цели в «групповой» эгоизм, в бесплодную межнациональную вражду.

Ох, как трудно дается. Особенно представителям малых народов…


Из Корана (5-я сура):

«Все религии должны соперничать в добре».


Знать человека, себя «до дна» — добро это и (или) зло для человека?

Если не то, Бог создаст новое человечество! Если мы его окончательно разочаруем. 1


13.06. США

Апокалипсис, или Как мы об этом разговаривали.

Мне пришлось разговаривать с двумя чел/овеками/, к/отор/ые были на службе у А/покалипсиса/, знали (не один год) что «если что» — им убивать род чел/овеческий/. Я бесед/овал/ с двумя капит/анами/ атом/ных/ подвод/ных/ лодок, сов/ветской/ и амер/иканской/. С одним — в разгар холод/ной/ войны, с др. — уже, когда начали уничтож/ать/ ракеты и боегол/овки/ [в Казахстане]. И была соответ/ственная/ реакция массового/ созн/ания/, когда я эти разговоры опублик/овал/.

На Форуме 1987 г. — За выжив/ание/ [человечества] рассказал, опубл/иковал/ в «М/осковских/ н/овостях/»[167] и реакция.

Поголов/ное/ отриц/ание/ и непонимание.

… Мне пришлоь написать «Пастораль»; писалась в самый разгар холод/ной/ войны, у нас тоща глав/ный/ цензур/ный/ запрет: на теорию равной вины… Мол, мы хор/ошие/, а они плохие. Потому что мы объявили об отказе от первого удара, а они нет, мы — истор/ический/ прог/ресс/, а они — регресс и т. д.

Писалось тогда именно с желанием опроверг/нуть/ такое. Если погиб/нем/, кто отлич/ит/ социалистический/ пепел от капит/алистического/ (Корнелий Саган), второй удар столь же безнравств/енен/. И не только потому, что первого, м.б., и не было, а была комп/ьютерная/ ошибка. Но главное: 2-й-то и убьет человечество/.

…Рухнуло соц/иалистического/ полмира, и нет того страшного противостояния, совлекавшего нас в пропасть. Заслуга Г/орбачева/, м.б., он, ускорив неизбеж/ный/ распад тоталитар-/изма/, спас род. Он был неизбежен, 10–15 [лет] было достаточно, чтобы всё погибло. Таких, какими были 1980-85-ый. Когда мы влезли в Афг/анистан/.

Да, самая страшная черта отступила, но не ушла окончательно/.


…Новое мышл/ение/ бывает страшное. Я это ощутил, пытаясь додумывать до конца.

Готовн/ость/ пожертв/овать/ своим, чтобы не погибло все. Потому, что всё тоже твое. Но по высшему разряду.

Я там, в зале СП [Союза писателей], ощутил, как это страшно для нашего созн/ания/ поставить так вопрос, это самое н/овое/ мышл/ение/. Когда героизм, патриот/изм/ — зло.

Я спросил у др. сов/етского/ подводника, правда, уже в отставке.

— Победы быть не может. Ну, так как вас нацеливали?

— Не думать обо всем, а только о своей задаче. Но, зн/ачит/, учить себя и др. именно обо всем думать. Как о главном. А не о «конкр/етной/ задаче».


Помпея. 17.9.90 г.

В центре живого города город-кладбище, живой зарабатывает на мертвом, потомки сделали статью дохода из катастрофы, случившейся с предками. Растение-паразит, обсасывающее трупик когда-то живого.

А вообще: перекликается с Нагасаки (в Хиросиме я не был), и даже обожженными, окоченевшими трупами испепеленных (загипсованных очень «мастерски» — сбросила бомбу природа).


Интервью у прошлого: история, воспоминания. У настоящего/ — газеты. У будущего. Впустить всю угрозу и представить, как оно будет.

Я принадлежу к народу, к/оторо/му это сделать проще, к сожалению, чем другим.

Атом/ная/ война малыми средствами — 1/4 погибших в Бел/оруссии/.

И — Чернобыль!

Вот карта: более 40 тыс. кв. км поражены, и снова 1/4 (2,5 млн.) [человек].


Кто нажмет, а кто нет? Генерал поносит меня в СП за «предательское» «не нажму», его спросил Гранин: А вы? Да, но… — Нет; да или нет? — Не нажал бы…


Тут много псих/ологии/, мне приходилось делать кн/иги/ — о запредельном псих/ическом/ опыте.

Напр/имер/, как люди спят, когда их убив/ают/, как не знают себя…

Или наоборот, социал/ьная/ система отождествл/яет/ себя со смыслом жизни: мы [погибнем], тогда и все!

Это напоминает 80-лет/нюю/ старуху: хоть бы война, а то одной не хочется помирать!


… По программе, я так понял, мы услышим доклады об А/покалнпсисе/ — в филос/офском/ плане, в плане психологическом.

Я решил гов/орить/ в очень конкретном физическом плане — как уже состоявшейся репетиции А/покалипсиса/, но

реальной. Есть такая страна, где соверш/ились/: 1) репетиция атомного/ А/покалипсиса/ (Япония. Но нет, я о Бел/оруссии/); 2) и эколог /ический/ Ап/окалипсис/.

Помню в разгар хол/одной/ войны посмотрел я фильм «День спустя» — такое уже видел!

Потому-то легко поверил: никто и ничто не выживет! Любая уступка цифре — уступ/ка/ атом/ному/ политиканству.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе
100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе

На споры о ценности и вредоносности рока было израсходовано не меньше типографской краски, чем ушло грима на все турне Kiss. Но как спорить о музыкальной стихии, которая избегает определений и застывших форм? Описанные в книге 100 имен и сюжетов из истории рока позволяют оценить мятежную силу музыки, над которой не властно время. Под одной обложкой и непререкаемые авторитеты уровня Элвиса Пресли, The Beatles, Led Zeppelin и Pink Floyd, и «теневые» классики, среди которых творцы гаражной психоделии The 13th Floor Elevators, культовый кантри-рокер Грэм Парсонс, признанные спустя десятилетия Big Star. В 100 историях безумств, знаковых событий и творческих прозрений — весь путь революционной музыкальной формы от наивного раннего рок-н-ролла до концептуальности прога, тяжелой поступи хард-рока, авангардных экспериментов панкподполья. Полезное дополнение — рекомендованный к каждой главе классический альбом.…

Игорь Цалер

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное