Имя шторма

– Уверен, Нана все это выдумала.

– Ну и что же. Я, знаешь ли, люблю истории про лихих разбойников. Похоже, этот ваш Ярл-Лезвие был тем еще мерзавцем! Нана рассказывала, как он в одиночку покрошил целую толпу врагов! А потом вырезал сердце их главаря и съел его сырым. Брик был в восторге.

– Нане лучше заняться своим котлом, а не болтать глупости, – мрачно ответил Шторм.

– Конечно, Нана все выдумала. Но мальчику нужен герой, пусть и выдуманный.

Я поднялась, и Шторм вскинул голову.

– Мира?..

Что? Я застыла, глядя на него сверху вниз. В его пугающие глаза, в лицо, перечеркнутое черным знаком. Тем самым, за который ильха может убить каждый прохожий на фьордах. Заколоть даже во сне. И получить за это награду.

– Ничего, – снова отодвинулся он.

Я кивнула и ушла, решив не думать о Шторме. Он самый последний ильх, о котором я хотела бы думать!

Глава 14

И лишь придя на «Медузу», я вспомнила, что мое время «гостьи» закончилось. А где мне жить теперь, я так и не спросила. Надо было вернуться к кострам, но внезапно меня покинули силы. Сев на край кровати, я поняла, что просто не могу с нее подняться. Что глаза сами собой закрываются, и я прямо сейчас усну. В одежде. Этот день снова оказался слишком длинным.

Кое-как стащив обувь и ослабив завязки рубашки, я залезла под тяжелое одеяло и…

…и оглянулся. Вокруг шумел мой город. Я знал его и любил. Он был прекрасен. Лучший город на земле скал и озер. Я шел по оживленной улице, кивая встречным ильхам и ловя взгляды дев. Они все смотрели на меня, все. Я видел их чувства. Обожание, уважение, любовь, желание.

Гнев. Боль. Страх… Последнего стало слишком много, и меня это злит. Почему они боятся? Я дал им лучшее. Я построил город, равного которому нет на фьордах. Ради диковинок и чудес нашего дома сюда плывут хёггкары из самых дальних земель. Так почему я постоянно чую запах страха?

– Перворожденным это не нравится… Перворожденные гневаются…

Шепот проносится над площадью и стихает, стоит мне обернуться. Ярость дрожит внутри. Глупцы! Я дал им все. А они боятся и поминают Перворожденных! Какие же глупцы!

– Отныне в этом городе никто не будет поминать Перворожденных! Я запрещаю! – кричу я. И вижу ужас в глазах людей. Вижу, как они отшатываются, а уважение на их лицах сменяется паникой. Но ярость, черная огненная ярость уже застилает глаза. – Отныне все будет иначе!

– Но риар… как же без Перворожденных? Кто мы без них? – бормочет конухм. Он стар. Так стар, что уже не боится спорить даже со мной.

– Нет никаких Перворожденных! – ору я. – Они все в ином мире! А мы здесь. И жить надо здесь. Жить грядущим, а не глупыми традициями и суевериями. Жить тем, что я даю вам, всем вам! В моих руках свет новой жизни, свет знаний!

Они шарахаются в сторону, и злость застилает глаза. Проклятые глупцы! Разве они не видят, как прекрасен наш дом? Разве не понимают, каким он станет завтра?

Проклятые испуганные дураки.

Отворачиваюсь.

Белые ступени расстилаются передо мной полотном. Дорогой в небо. Тысяча без одной гладких, мраморных ступеней. Я мог бы сесть в поднимающую корзину и взлететь на верхнюю террасу за несколько минут. Но мне нравится идти пешком. Нравится смотреть по сторонам, видеть укрощённый водопад, ровные дуги моста между двумя пиками скалы, стальные кольца, охватившие гору, и пузатые светильники, покачивающиеся вдоль лестницы. Мне нравится то, что я создал. И то, о чем еще только мечтаю.

И я уже не слышу шепот за спиной.

– Мертвое железо… Мертвая гора… Перворожденные злятся… Беда, беда будет.

Солнце слепит глаза. Вершина горы прячется в шапке облаков. Я поднимаюсь все выше и…

…просыпаюсь.

И не понимаю, почему так темно. Где яркое солнце, прекрасный город, сверкающие белые ступени? Почему меня качает, а в крохотном окошке висит огрызок бледной луны?

Я села на кровати и помотала головой, приходя в себя. Мне приснился сон. Яркий и такой реалистичный, что я не сразу поняла, что видела лишь грезу. От сна осталось странное ощущение – радостное и тягостное одновременно. Я поежилась, сбрасывая мутный туман видения. И поморщилась – правую ладонь неприятно дергало и саднило. Хотя после моей выдающейся гребли в этом не было ничего удивительного.

Вздохнув, я поднялась с кровати. Сон испарился, и я по опыту знала, что снова провалиться в дрему уже не получится. Так что, ежась и потягиваясь, я вышла на палубу «Медузы», поплескала в лицо холодной дождевой воды из бочки. Последний Берег кутался в туман рассвета. Над морем медленно разгоралась полоса зари, протягивая по волнам золотые ленты. Полоса суши сейчас была тихой и мирной, от ночных костров остался лишь тонкий дымок и зола. Ильхов видно не было, даже они еще спали.

И я вдруг поняла, что сейчас, в ласковых лучах рассвета, бухта по-настоящему красива. Я смотрела на мшистые валуны и лес, поднимающийся вдали. На синие скалы, стыдливо прячущиеся в тумане. На шапку низких облаков. На серо-зеленую волну, мягко облизывающую песок.

Прекрасное, удивительное место! Странно, что я не увидела этого раньше. А еще город… Он тоже…