Имя – Смерть

Так он снова попал на пустырь. Давно он тут не был. Он молча шел, пиная высокую траву, Наташа поспевала за ним на каблуках. Вот знакомые кусты – тут он потерял невинность в Галкиных объятиях.

Кусты разрослись – целый лес. А вот место, где они жгли костры. Земля тут до сих пор чернее, чем вокруг. Зола глубоко впиталась. Он остановился, Наташа налетела на него сзади:

– – Ты куда это бежишь? Нас давно не видно с балкона!..

Они закурили. Оба молчали – как будто пришли сюда только затем, чтобы подымить сигаретами. В том году была теплая осень, удивительно теплая. Уже конец сентября, а почти жарко – градусов под двадцать тепла. Ни одного дождя еще не было, и вся трава сгорела, пожухла. Пустырь был рыжий, по нему гулял мягкий теплый ветер, в отдалении шумели золотые деревья. Наташа запрокинула голову и вдруг сказала:

– Ты только погляди! Что там? Орел?

Иван тоже посмотрел в небо. А какое синее было небо, какое далекое, чистое – как же он не заметил, что в этот день над Москвой было необыкновенное небо? Он всматривался, но ничего не увидел.

– Где ты увидела орла? – спросил он.

– Да вон! – Тонкая рука потянулась в небо. – Над нами!

– Здесь не может быть орла, – возразил он. – Может, ласточка? Их тут много.

– Не может быть, чтобы ласточка, – не согласилась она и бросила сигарету. – Как тут хорошо!

– Да, здесь тихо.

– А почему мы сюда пришли? – Она стояла так близко от него, что он спокойно мог ее поцеловать.

Она бы не возразила – он видел.

– Да мы тут пацанами играли, – застенчиво ответил он. – В войну, в казаки-разбойники, да во все… Теперь той компании уже нет.

– Ясно. Мне тоже одиноко, – вздохнула она.

Эта девчонка как-то сразу его поняла. – Как-то не вижу смысла в жизни. Мать говорит – учись, работай. А мне нужен только балет. Ты понимаешь?

Он кивнул. Ему не хотелось, чтобы она говорила о балете – их это слишком отдаляло. И в то же время он уже гордился ею. Балет!. Надо же такое придумать! Она продолжала:

– Когда у меня была эта травма… Ах, да ты не знаешь. – Она наклонилась и коснулась своего правого колена. – Вот тут. Я больше не могла танцевать. А травма случилась оттого, что я перезанималась, потеряла контроль, ну и… Упала с партнера.

Он меня поднял и не удержал. Я не правильно держалась. И упала… На колено. – Она помолчала. – Могло быть и хуже, – вздохнула она. – Если на спину или головой приложиться об паркет. Там же ковриков не постелено. Мне еще повезло. Знаешь, когда мне сказали, что я больше танцевать не буду – я решила умереть. Купила димедрол в аптеке. Наглоталась его с чаем. Уснула. Ну, меня откачали.

Мать за мной следила, спохватилась, что я так крепко сплю… Сейчас хочет выдать меня замуж.

– А мне мать тоже все говорит – женись… – некстати сказал он.

Наташа рассмеялась:

– А ты женись!

– На тебе бы я женился. – Он тоже улыбался, но получалось плохо – щека задергалась от волнения, улыбка вышла кривая и глупая.

Наташа все еще смеялась:

– Пошли скажем нашим мамам, что мы женимся?! Они же упадут!

– А может, благословят? – возразил он. – Слушай, а как ты время проводишь? Может, сходим куда-нибудь вечером?

– А куда?

– Ну, в кафе.

– На дискотеку пойдешь? – Она все еще улыбалась, щурилась, отворачивалась от пыли – ветер подул ей прямо в глаза. – Ух, как тут продувает…

Насквозь… Пойдем куда-нибудь, потанцуем?

– Да я не умею.

– Это же не балет, научишься, – сказала она внезапно жестким, каким-то издевательским тоном.

Он еще не знал, что настроение у нее меняется три раза в час.

Они встретились на другой вечер и пошли на дискотеку. Оттуда Иван поехал прямо на работу. С тех пор он больше не высыпался. Он провожал Наташу до дома и крепко прижимал ее в подъезде, расстегивал ей джинсы, поднимал майку… Она не пыталась изображать недотрогу и легко призналась, что у нее уже были мужчины. Он чуть не плакал, так ее хотел. Пару раз Наташа по собственной инициативе устроила им свидание в квартире ее подруги. Подруга на это время уходила, а они забирались в двухспальную кровать ее родителей. Они стали встречаться часто, но ему хотелось еще чаще. Ему хотелось ее всегда, всегда спать в одной постели, есть из одной кастрюли, чтобы они были как сиамские близнецы – так он ее обожал.

Их мамы скоро узнали об их «крепкой дружбе», и началась война. К тому времени обе мамы составили для себя отрицательное мнение о чужом чаде.

Мать Ивана считала Наташу «заносчивой избалованной девчонкой», «распущенной неудачницей». Мать Наташи приняла его за «уголовника с темным прошлым и сомнительным будущим». И тогда Иван снял первую в своей жизни квартиру. Собственно, это была комната в коммуналке – на квартиру он еще не зарабатывал. Они с Наташей поселились там и прожили два года.