Имя женщины – Ева

А Фефер был жив, но сидел в подземелье, хотя был внештатным сотрудником Берии и тоже его, стало быть, верным другом. Ах, грязь это, грязь – человечьи дела! Копнешь чуть поглубже и – нате вам: черви! Ну что бы там розам лежать да фиалкам? Итак, заложивший Михоэлса Фефер сидел на Лубянке, где бедного Фефера пытали и били. Некстати приехавший друг из Нью-Йорка, не то по наивности, свойственной в целом народу, еще не забывшему рабства, не то в романтизме борьбы за свободу и мир во всем мире, пристал хуже пиявки: «Желаю увидеться с Ициком Фефером!» Желаешь – пожалуйста. Надели на Фефера новый костюм, запудрили ссадины и привезли. И начался странный у них разговор. Конечно же, Фефер на что-то надеялся, когда говорил вслух одно, а сам все строчил на листочке бумаги ужасную правду: убили Михоэлса, сам он в тюрьме, костюму не верь, ничему здесь не верь, все антифашисты в тюрьме, ждут расстрела. Потом разорвал окаянный листочек и лично отправил его в унитаз. Пол Робсон, обнявший сутулого Фефера, почти разрыдался, шепнув, что поможет. На этом простились у самого лифта. А вечером в Зале Чайковского мощно гремел бас борца за свободу и мир. Он пел на английском, на русском и идише. Но все, что на идише, он посвятил погибшему другу актеру Михоэлсу. И в зале ему долго хлопали. Похлопали и разошлись. Пол Робсон, уставший, поехал поужинать и ночью заснул, но кошмарные сны терзали его, не давая покоя.

Сначала приснилась пустыня: песок, белесое небо и снова песок. Он гол и измучен. Куда он идет, ему не известно. Идет и идет. Потом слышит голос:

–  А вот и ты, Пол!

И видит: Михоэлс, живой-живой-невредимый

–  Постой! – говорит ему голый. – Ведь ты, – мне Фефер сказал, – был убит?

–  Убит был не я, это Фефер убит. К тебе привели мертвеца, он солгал. Но он и при жизни лгал, Пол. Он боится. А мы продолжаем бороться за мир, за братство народов, за наших детей, которые жить будут при коммунизме.

–  Мой дед был рабом, – говорит ему Пол. – У нас черным людям не так, как у вас. Река Миссисипи – большая река, но я не хозяин ей. Нет, не хозяин.

–  Вот это ты так и скажи им всем, брат. Приедешь в Нью-Йорк и скажи им: полей у нас очень много, лесов еще больше. Мы ходим по ним, но они необъятны. Я должен спешить. И запомни, мой брат, что Фефер – мертвец и всегда был – мертвец. Где эта бумажка проклятая, Пол?

–  Да он ее сразу спустил в унитаз!

Михоэлс захлопал в ладоши.