— Сейчас! — Подруга прислонила к ухе трубку. — Что?! Что значит — не существует? Вот, блин, я не то набрала! — она прибавила парочку нецензурных слов.
— Аку… Акунинского…
— Хорошо, сейчас наберу его. Держись. — Псих в маске вновь появился в поле нашего зрения с какой-то железкой в руке. — Борис Николаевич? Это Катя. — Маньяк встал напротив двери со стороны Кати и замахнулся. — Мы в лесу, на нас напали! — затараторила она как ненормальная, потому что в следующую секунду, как и предполагалось, многократный убийца обрушил мощный удар на боковое стекло, которое с шумом посыпало свои осколки прямо на мою подругу. — А-а-а!! Мамочка! — пыталась она скинуть с себя острые неровные стекляшки. — Дядя Борис, мы в желтом «Фольксвагене» в лесу, рядом с местом, где убили прошлых жертв! Он сейчас залезет к нам в машину, а помощь все не едет! — чуть не рыдала она в трубку. Серийный маньяк бережно положил железяку на землю, а оттуда поднял любимый вид оружия — нож — и вновь явил нам свою белую маску. — А вот она, помощь… — дав отбой, обреченно промямлила Катя, глядя не на маньяка, а в лобовое стекло.
Я повернула голову туда же и не смогла сдержать скептической усмешки: по дороге к нам на всех парусах спешила помощь в виде… Паши на велике. Нашла кого позвать! У него даже оружия с собой никакого нет, как он справится с маньяком?
Последний тем временем просунул руку в отверстие в окне и стал нащупывать кнопку, которую все это время удерживала Катька, что и спасало пока нам жизнь. Не отпуская кнопку, другой рукой подруга стала беспрестанно стучать кулаком по руке человека в маске. Тогда маньяк просунул в дыру вторую руку, и попробовал достать нас ножом. Мы истошно завопили, Катя выронила телефон и стала отчаянно жаться ко мне, дабы не позволить руке с ножом достать ее, а я в свое время жалась все сильнее и сильнее к противоположной двери. Лезвие ножа всего на два сантиметра не дотягивалось до Катиного носа.
Внезапно рука убийцы застыла, перестав махать перед нашими лицами ножом, а сам он указательным пальцем другой руки постучал себе по виску, мол, какой я дурак! Мы насторожились, и правильно: держа нас кончиком лезвия как бы «на мушке», он изворотливо просунул в то же отверстие в стекле свободную руку и, согнув ее в локте, спокойно поднял пластмассовую кнопку вверх. Мы не могли этому помешать, так как чуть дернешься — и нож проткнет тебя, как тряпичную куклу, так что просто с немым ужасом наблюдали за тем, как маньяк высовывает наружу сначала свободную руку и тут же хватается ею за ручку, затем — руку с ножом, чтобы залезть в уже открытую дверь и попытаться изрезать нас на куски.
Открыв пошире дверцу, убийца полез а машину — мы завопили покруче самых заправских сирен, — но в этот самый момент наконец-то подоспевший Самойлов, слезши с велосипеда, этим же самым велосипедом ка-ак хрястнет по позвоночнику преступника, который по причине занятости своими жертвами выхода нового персонажа на сцену не заметил. Вследствие этого маньяк крякнул и повалился нижней частью тела наземь, а верхней — на своих же неслучившихся жертв, надолго затихнув. Паша, взяв у него ключи, выкинул тело на улицу, сел в машину, сдвинув Катю на мое сидение, захлопнул дверь и завел мотор. Поняв, что появился шанс на спасение, я стала внушать себе, что нужно приободриться, но сознание упорно настаивало на том, чтобы меня покинуть. Но кто же знает, сумею ли я вернуться после этого к жизни? Вдруг кровопотеря настолько велика, что дальше — только кома, а после — смерть? Мне вспомнилась Рустамовна-Руслановна. Как же звучала ее молитва на выздоровление?
— Аста ла виста, бьем спиннингиста, — проворчала я и все-таки отключилась.
— Эх, ты! Стыдоба! Рана совсем пустяковая, царапина, а не рана, а она в обмороки падает! Вставай, неженка! — донесся до меня грубый женский голос сквозь пелену небытия. Я оказалась лежащей вниз лицом на кушетке, а над моей спиной колдовала тетка немалых габаритов, с черными усиками над губой (тестостерон зашкаливает?) и в белом медицинском халате. Катька с перебинтованной ногой и Паша сидели рядом на стульях. Я осторожно, прислушиваясь к своим внутренностям, приподнялась. — Не боись, трус, не развалишься! — продолжила с неописуемым удовольствием в голосе срамить меня медсестра. Да какая она медсестра? Скорее, медсеструха или медсестрище. — У подруги твоей похуже ранение, месяц хромать будет. Семь швов без наркоза наложили. Так нет же — даже слезинки не проронила.
Я воззрилась на суперменшу и Женщину-кошку в одном лице и с недоумением произнесла:
— А как же кровь? Ты же сама говорила!
— Оказывается, это была моя кровь, — скромно потупив глазки, ответила та. — Она брызнула на тебя, когда мы вылезали из машины, и маньяк проткнул мне ногу чуть выше щиколотки. Тебя он лишь слегка задел. Повезло, что джинсовка плотная, иначе хуже бы вышло.
— Но я же чувствовала… что меня покидают силы, и я умираю! — хваталась я за последнюю соломинку выглядеть перед друзьями страдающей, но выносливой и храброй жертвой нападения.
На это увлекающийся психологией Павел ответил: