Иммануил Великовский

Жизнь взрослых была куда сложнее. А для тех, кто думал не только о хлебе насущном, кто не мирился в душе с британским мандатом, — еще более трудной.

Великовский отчетливо представлял, к чему приведут Европу парады гусиным шагом и антисемитское кликушество в Германии в сочетании с самоубийственной политикой неумных лидеров Англии и Франции. Евреям необходимо спасаться в Эрец-Исраэль. Но въезд сюда закрыт все теми же преступными лидерами Англии. Настроения, навеянные таким печальным развитием политических событий, пусть косвенно, но проецировались на научную работу Великовского.

В 1937 году он принял участие в Интернациональном конгрессе психологов в Париже.

В ту пору его имя уже было широко известно в кругах психоаналитиков Европы. И среди учеников и последователей Фрейда, и в лагере его противников Великовский признавался вдумчивым психоаналитиком, возможности которого выходили далеко за пределы возможностей даже очень хорошего врача.

Через 10 лет, в 1947 году, когда в США заинтересуются прошлым необычного доктора из Тель-Авива и станут собирать о нем сведения, президент Венского психоаналитического общества доктор Пауль Федерн напишет, что Великовский «…гений — великий человек. Блестящий психоаналитик, к которому я посылал некоторые из самых трудных моих случаев».

Воспользовавшись своим присутствием на конгрессе, Великовский предложил издательству университета развернутую аннотацию своей книги по психологии с обильным материалом по биологии и философии — «Маски гомосексуализма». Аннотация представляла несомненный интерес, и издательство согласилось опубликовать книгу.

Но эта книга никогда не была издана. Только незначительная часть ее, оформленная в статью «Крейцерова соната Толстого и неосознанный гомосексуализм», увидела свет. Она была опубликована во фрейдовском журнале «Imago. Zeitschrift fur Psychoanalitische Psychologie» в 1937 году. Другая статья — «Психическая анафилаксия и соматическое определение аффектов», опубликованная в 1937 году в «The British Journal of Medical Psychology», — не включала в себя материал, который должен был войти в книгу.

Вскоре после возвращения Великовского домой из Парижа, в декабре 1937 года, скончался его отец. Это была страшная, невосполнимая утрата. Иммануил потерял не только отца, а самого большого друга. Более тяжелого кризиса не было в его жизни.

Пустота и безразличие овладели им, парализовали интересы и желание работать.

Великовский знал, как можно вывести из состояния подобной депрессии пациента. Но врач не мог излечить самого себя. Внешне он был как всегда собранным и приятным в общении. У него хватало сил заставить себя добросовестно выполнять профессиональные обязанности медика. Но к научной работе потерял интерес на долгие месяцы.

Великовский часто приходил на тель-авивское кладбище к скромному надгробью на могиле отца. Настоящий памятник он создаст спустя четырнадцать лет. Это будет посвящение в его книге «Века в хаосе» (Ages in Chaos). Необычное для нашего времени посвящение — в стиле старинных авторов, столетия назад посвящавших книгу королю или меценату. Вот что говорилось в этом посвящении:

«Этот труд посвящается памяти моего покойного отца. Я хочу в нескольких словах рассказать, кто был Шимон Ихиэль Великовский.

Со дня, когда в тринадцатилетнем возрасте он оставил дом своих родителей и пешком пошел в один из центров талмудического учения в России, до дня, когда в декабре 1937 года в семидесятивосьмилетнем возрасте он почил в Земле Израиль, он посвятил свою жизнь, свою судьбу, свое спокойствие духа, все, чем он владел, реализации единой цели — возрождения еврейского народа в своей древней стране.

Он способствовал возрождению языка Библии, развитию современного иврита, опубликовав (под редакцией д-ра И. Клаузнера) коллективный труд по ивритской филологии, и возрождению еврейской научной мысли; публикация основанной им Scripta Universitatis, в чем содействовали ученые многих стран, послужила основанием для Еврейского университета в Иерусалиме. Он первый, выкупивший землю в Негеве, доме патриархов; он организовал там коллективное поселение, названное им Рухама; сейчас это самое большое агрикультурное производство в северном Негеве. Я не знаю, кого мне благодарить за интеллектуальную подготовку к этой реконструкции древней истории, если не моего покойного отца».

Великий врачеватель — время — медленно рубцевало глубокую душевную рану.

Летом 1938 года Великовский несколько раз перечитал книгу Фрейда «Моисей и монотеизм». Все больше и больше он думал о фрейдовских героях — Эдипе, Эхнатоне, Моисее. Подход Фрейда к воссозданию личности Моисея позволил Великовскому обнаружить у автора книги те самые комплексы, которые Фрейд открыл и описал.

Великовский стал психоаналитиком весьма необычного пациента — самого создателя метода психоанализа. В дополнение к тщательному анализу образа мышления Фрейда, в частности, его отношения к еврейскому народу и к своей принадлежности к этому народу, Великовский по методу Фрейда проанализировал шестнадцать его снов.