Иммануил Великовский

Сейчас, полтора года спустя, когда книга «Века в хаосе» уже приобрела осязаемые очертания, ее дочерняя ветвь — книга о причине глобальных катастроф, — настойчиво требовала все большего внимания. Кален уже несколько раз задавал ему все тот же вопрос: «Что произошло в момент исхода евреев из Египта?» Каждый раз Великовский отвечал ему: «Подожди еще немного. Надеюсь, что я однозначно отвечу на твой вопрос. Ты узнаешь о причине катастрофы».

Кален — не просто профессор-гуманитарий. Он — гуманист в лучшем смысле этого слова. Какое счастье, что на жизненном пути появляются такие люди, как Кален! Во время двух последних встреч он даже не обмолвился о книге «Фрейд и его герои».

Кален понимает, чему следует отдать предпочтение.

Тонкий и деликатный человек, он даже о войне не заговорил при последней встрече.

Он знает, что в Москве живут два брата Иммануила Великовского. Живут ли? Немцы бомбят Москву.

Географические названия, которыми пестрят газеты, для Великовского — источник боли. Не только потому, что это места, с которыми связано его детство. Если русские не остановят немцев, миру грозит катастрофа, уже не космическая, а вполне земная, но такая же страшная.

В дождливые ноябрьские дни 1941 года только полное погружение в работу отвлекало его от мрачных размышлений. Он любил и жалел братьев. Он так хотел, чтобы они сейчас были рядом с ним, а еще лучше — в Эрец-Исраэль. Но они в Москве, которую бомбят немцы…

Пройдут годы, и Иммануил узнает, что именно в ноябре 1941 года в боях под Москвой погибла его племянница Елена Великовская, добровольно ушедшая на фронт.

Картины космических катастроф времен Исхода, времен боя Иошуа Бин-Нуна и времен гибели войска Сенехериба возникали в его сознании с такой реальностью, словно он был очевидцем этих событий. Незначительное раздражение, даже не вызывающее ассоциаций, могло усилить картину. Как врач он знал физиологический механизм этого явления — доминанта. Действительно, его работа доминировала над всем. Тем ярче доминанта проявила себя сейчас, когда грохот поезда метро, ассоциировался в его сознании с ужасным устрашающим шумом землетрясений, следствием космических катастроф.

И вдруг такая приятная неожиданность: в вагон, именно в этот вагон вошел Кален.

К сожалению, они встречаются так редко. Не чаще двух-трех раз в год.

— Эммануэль, как продвигается работа? — слова едва пробивались сквозь дикий грохот.

— Спасибо, потихонечку.

— Если это «потихонечку Великовского», то тебя можно поздравить. Кстати, ты обещал рассказать мне о причине катастрофы во время Исхода.

Великовский решил, что сейчас он действительно расскажет.

— Гораций, какое чудо, описываемое в Библии, кажется тебе наименее вероятным? — он надеялся, что Кален ответит: «Солнце, остановившееся над долиной Аялона».

Тогда он объяснит ему природу этого чуда.

— Пророк Элия, вознесшийся в небо в огненной колеснице.

По поводу этого чуда Великовский тоже мог бы высказать свои соображения. Но не хотелось кричать о вещах, излагать которые следует в спокойной обстановке. И о причине катаклизма рассказывать расхотелось.

— Придет время, и ты узнаешь, Кален. Узнаешь одним из первых, если не первым…

Кален был первым, кто прочитал главы из книги «Фрейд и его герои». Сейчас Кален первым читал главы из книги «Века в хаосе». Он не переставал удивляться и восхищаться. Ему уже перевалило за семьдесят. Он, слава Богу, повидал достаточно ученых на своем веку. Но такого историка, как Великовский, он встречал впервые.

Собственно говоря, Великовский — не историк. Пришелец из медиков в их гуманитарной среде. Но какой удивительный человек, глыба!

В июне 1942 года Великовский послал две главы — «В поисках связи между египетской и исраэлитской историей» и «Гиксосы» профессору Гарвардского университета Гарри Вольфсону. Курс египетской и ассирийской истории в Гарвардском университете читал профессор Роберт Пфейфер, блестящий историк, крупнейший в мире специалист по Ветхому Завету. Естественно, что Вольфсон дал ему прочитать работу Великовского.

Пфейфер написал обстоятельную рецензию на две главы. Он отметил, что автор блестяще знает древнюю литературу и предпочитает пользоваться ею для собственных выводов вместо того, чтобы обращаться к выводам современных авторов, сделанных на основании старой литературы. Пфейфера глубоко заинтересовала идентификация гиксосов с амалекитами. Он написал, что слышит об этом впервые, потому что, насколько ему известно, ни одному историку не приходила на ум подобная идентификация. Работу, на основании которой сделаны эти выводы, Пфейфер нашел чрезвычайно искусной и оригинальной. Но, согласно существующей и принятой всеми хронологии, события, которые Великовский считает синхронными, и люди, которых он считает современниками, разделены пятьюстами годами. У Пфейфера не было ни малейших сомнений, что такому высокообразованному человеку, как Великовский, это тоже известно. Следовательно, автор собирается ревизовать существующую хронологию?

Вольфсон переслал Великовскому рецензию Пфейфера.