Иммигрант

Я шёл по привычной мне мостовой, зная наизусть каждый отсутствующий там камень. Путь мой был недолгим: дойдя до центра Брюсселя, я быстро нашёл нужное мне здание и поднялся на второй этаж, где при входе за столом сидела немолодая секретарша, которая, спросив у меня письмо, попросила подождать в другой комнате, где уже ожидала женщина славянской внешности. «Мой переводчик», — подумал я и сел рядом. Прождав не более десяти минут, в комнату вошёл крупный седовласый мужчина в очках и клетчатой помятой рубашке, неопрятно заправленной в джинсы. На вид ему можно было дать лет пятьдесят, он попросил пройти за ним. Мы шли по длинному коридору, по обеим сторонам которого было много комнат. Пока я шёл и всё разглядывал, непроизвольно вспомнил нашу последнюю беседу с Сашей Ивановым, в которой он мне поведал одну поучительную историю, произошедшую с ним во время его первого интервью, оно впоследствии прошло не в его пользу. Он рассказывал, что, придя на интервью, его адвокат не был об этом уведомлён (уведомление адвоката опрашиваемого было обязательной процедурой), а это считается нарушением прав человека, и в таком случае можно отказаться от интервью или перенести его на другое удобное всем время, но правильнее всего в этом случае, говорил Саша, это требовать, чтобы немедленно вызывали твоего адвоката. Однако Саша не стал этого делать (о чём потом пожалел), а согласился на предложенного ему адвоката, который, конечно же, не зная легенды, будет абсолютно бесполезным и, соответственно, играть на стороне вопрошающих.

Зайдя в комнату, крупный мужчина сел посередине стола, по краям присели две женщины средних лет (психологи), переводчик села возле меня.

— Можем начинать! — сказал вопрошающий.

Я прекрасно понимал, что здесь и сейчас происходит произвол, ведь моего адвоката так и не пригласили.

— Здесь нет моего адвоката, — сказал я.

— Мы можем пригласить нашего адвоката, — сказал вопрошающий.

— Нет! Я не согласен. Он не знает дела и поэтому не сможет меня защищать.

— Тогда предлагаю перенести интервью на другой день, который мы сейчас согласуем, — предложил вопрошающий мужчина и снял очки, протирая их салфеткой.

— Звоните моему адвокату, она в курсе моего дела! А мы подождём, — настаивал я.

Вопрошающий и его коллеги психологи с «милыми» улыбками на лицах пытались меня уговаривать, что, мол, их адвокат ничем не хуже. Но я стоял на своём. Им ничего не оставалось делать, как позвонить моему адвокату и пригласить сюда. Ведь «закон» был на моей стороне. Буквально через полчаса в комнату зашёл мой адвокат: молодая девушка лет двадцати пяти, маленького роста, худенькая, с короткой стрижкой и аккуратными очками на курносом маленьком носу. Она с порога начала их обвинять в несоблюдении прав подзащитного, то есть моих; в том, что они не прислали ей уведомление и тому подобное.

На все её слова и обвинения всем тем, кому это было адресовано, пришлось сделать вид, что они «искренне сожалеют». Она знала моё дело очень хорошо и пришла прекрасно подготовленная. Всё интервью шло достаточно ровно. Адвокат не позволяла на меня давить, а я в свою очередь шёл по легенде. На всё про всё ушло примерно три часа. Возвращаясь в лагерь, я был практически всем доволен. Но всё же один вопрос, заданный мне, не давал покоя. Быть может, он был не столь значителен, но тем не менее. Вопрошающий всё же сумел завести в сторону и выудил из меня не планированный ответ, который был дан мной не столь внятно и явно. Ни да, ни нет. Что также не давало и им полной картины происходящего. Но я сделал вывод, что на следующем интервью они будут бить именно в эту точку, а я в свою очередь буду более подготовлен.

* * *