Император двух Империй

Письмо специального доверенного посланника президента США[16]

Советнику президента США Эдварду Манделу Хаузу[17]

Белый дом, Вашингтон, округ Колумбия

Дорогой Эдвард!

Всего третью неделю я в России. Но такой далекой мне уже кажется напутственная беседа с президентом Вильсоном. Я провел тогда с ним больше часа. После беседы с Вами в Нью-Йорке я был встречен в Джерси-Сити комитетом, возглавляемым знаменитым юристом Джоном Б. Стенчфилдом; Кларенсом Маккеем, Гербертом Своупом – золотым пером «Нью-Йорк уорлд», маршалом Соединенных Штатов Томасом Д. Маккарти, сенатором штата Фоули Джеймсом Дж. Хоуи – верной троицей хороших друзей, которые провожали меня в Данию чуть более года назад.

Потом были тревожные дни плавания, омраченного угрозами германской «неограниченной войны». Несколько уверенности нам придавал наш конвой. И в целом мы нашли «Инфанту Изабеллу» чистым великолепным кораблем – ее капитан был компетентен и добр. Я охотно рекомендую ее всем, кто желает благополучно пересечь Атлантику во время войны.

Нас встретил гнетущий своими серыми бараками и низким небом Романов-на-Мурмане, названный в честь правящей Россией династии. Но после долгого и опасного пути меня с попутчиками охватила радость от долгого и яркого дня и твердой земли под ногами. Потом был казавшийся вечностью трехдневный путь до Москвы, когда радовавшие после тревожных бурых волн вечнозеленые леса начинали тяготить. Но это, скорее, было ощущение важности миссии, которая разрешится уже скоро и потому особенно тяжела.

Впрочем, она оказалась даже труднее, чем мы думали. Как Вы знаете, мне до свадьбы и коронации не удалось встретиться ни с царем русским, ни с его канцлером. Встречи же с компаньонами наших доверителей тоже были неудачны. Все относились настороженно. Самуэлю[18] тоже не удалось что-то быстро достичь по своим каналам. Я уже стал разделять впечатление Сэми, что «русские искренние, доброжелательные и хорошие люди, но очень мутные и бестолковые», но Френсисы[19], и особенно Лидли[20], разъяснили ситуацию в России. Нам, потомственным республиканцам, трудно понять, сколько завязано здесь на царе. Даже я, год проработавший с кайзером, был удивлен, что без воли и внимания Михаила, кажется, ничто здесь не остается и не происходит. Всего за пять месяцев он так крепко взял власть, почти потерянную его братом, что все серьезные вопросы можно решать только с ним. А в эти дни царю было действительно некогда, но вскоре я стал понимать, что мы, возможно, уже опоздали.

В эти дни удалось преуспеть разве только плывшему с нами Моэму[21]. Сомерсет быстро сошелся со своими коллегами по перу и скоро и нас ввел в некоторые их шумные компании. Памятуя о вашей просьбе, я постарался влиться в русскую жизнь, прочувствовать ее, понять… Ожидая высочайшей аудиенции, я попытался окунуться в происходящее в русской столице.

На скоропалительную свадьбу императора и последовавший монарший пикник нас не позвали, как и на саму коронацию. Но эти вести так воодушевленно были встречены толпой, русские так гуляли! Последовавшее за этими событиями празднование юбилея Москвы открыло мне всю широту и удаль русского духа. Я проехал много стран, полковник, но я не видел, где так самозабвенно могут гулять и разделять радость общего праздника. Вскоре я убедился, что не только радость.

Отшумели гуляния, русские красные знамена и салюты почти ежедневно взвивались от вестей о победах русской армии в Галиции. Я вырос в свободной стране и не чужд журналистике и понимаю, что шеф русской печати Суворин манипулирует этой полудикой толпой, но, господи, – как искусно! Даже меня начали пронимать волны восхищения русским царизмом!

За день до встречи с царем я посмотрел фильм «Осовец». Это нужно посмотреть всем, Эдди! Если до этого момента я негативно, но уважительно относился к немцам, даже возмутительные газовые атаки на население Риги не вызывали у меня ненависти к ним, то после сеанса (титры были на русском и английском) я готов был вместе с русскими рвать прусаков голыми руками. Так нам сейчас нужно снимать! Возвращаясь, я стал чувствовать и понимать, что русский дух нельзя убить! Они, может быть, простодушны, за то дело, что считают правым, будут драться даже мертвые! Я начал понимать, почему английский и бельгийский бронедивизионы бьются здесь за русских даже отчаянней, чем за себя! В России ты неизбежно становишься русским, и в лучших качествах этого народа не можешь помыслить быть не равным ему.

На следующий день меня принял император. Я постарался избавиться от вчерашнего кинонаваждения, но Михаил излучает необъяснимый магнетизм, он тверд и уверен в себе, его английский, скорее даже нью-йоркский, безупречен, и чувство сопричастности русским снова накрыло меня. Мы говорили всего полчаса, и он, выслушав меня, дал указания своим министрам и комиссарам принять меня для согласования предложений. Его предложение президенту Вильсону приехать и лично обсудить вопросы, подкрепленное таковым же предложением лично к известным тебе людям, ясно показало, что он хочет дружить с Америкой, но мой и даже Роберта[22] уровень низок, чтобы он содержательно стал говорить с кем-то из нас.

Выходя от императора, я видел своих непубличных итальянских коллег, позже справлялся о подобных контактах у Стенли[23]

и Вильяма. Представительство католических домов здесь максимально высокое, и государь с ними часто говорит лично, наши же английские коллеги и их родственники, представленные послами, удостоились, как и я, единственной краткой аудиенции.

Эдвард! Россия консервативна, но едина и стремительно меняется. Это колоссальный рынок! И президенту нужно приезжать как можно быстрее! Мы можем все упустить!

Сейчас, когда государь уехал в свадебное путешествие, собрав в столице и правых, и левых активистов, нам показалось уместным поговорить и с симпатизирующими американскому пути братьями и сановниками. Все здесь понимают, что цель Михаила сейчас не отдых, а Константинополь, точнее, как говорят русские, Cargrad. И после Михаил будет обожаем здесь как мессия. Но наши попытки снова ни к чему не привели. Нам придется говорить с Михаилом! С каждой минутой промедления мы теряем миллионы долларов и рискуем вообще остаться за океаном наедине со своими намерениями.

С уважением,

James W. Gerard