Император. Книги 1-5

Он терпеливо ждал, пока она выпьет сок, потом осторожно принял от Клодии чашу.

— Это все Сулла, — сказала женщина. — Он мучает Корнелию. Она не хочет рассказывать подробностей, но его люди могут явиться за ней хоть днем, хоть ночью, и госпожа возвращается вся в слезах. А ведь она беременна!

Тубрук побледнел от гнева и схватил ее за плечи.

— Он сделал ей больно? Причинил вред ребенку?..

Клодия высвободилась из его рук.

— Еще нет, но с каждым разом дело все хуже. Она говорит, что Сулла постоянно пьян и… трогает ее, — произнесла она дрожащими губами.

Тубрук на секунду закрыл глаза, чтобы успокоиться. Его волнение выдавали только крепко сжатые кулаки, а когда он заговорил, в глазах появился пугающий огонь.

— Ее отец знает?

Клодия схватила Тубрука за руку.

— Цинна не должен знать! Это его убьет. Он обязательно выступит с обвинением в сенате и неминуемо погибнет! Нельзя сообщать ему!

Женщина говорила все громче, и Тубрук успокаивающе положил ладонь на ее руку.

— От меня он ничего не узнает.

— Мне больше не к кому обратиться с просьбой защитить Корнелию, кроме тебя, — потерянно проговорила Клодия, умоляюще глядя на Тубрука.

— Ты правильно сделала, дорогая. Она носит дитя этого дома. Я должен знать все, понимаешь? Ошибка здесь недопустима. Это очень важно, согласна?

Женщина кивнула и вытерла заплаканные глаза.

— Хорошо, — кивнул Тубрук. — Как диктатор Рима, Сулла пользуется почти полной неприкосновенностью. Можно обратиться с жалобой в сенат, но вряд ли кто поддержит выдвинутое обвинение. Это будет означать для жалобщика смертный приговор. Такое уж у нас «правосудие для всех». А было ли преступление? С точки зрения закона — нет, потому что если Сулла трогал и пугал ее, то только боги могут покарать негодяя.

Клодия снова кивнула.

— Я понимаю…

— Любое наше действие против Суллы — нарушение закона, а если кто-то отважится совершить покушение на диктатора, то это будет означать смерть для Цинны, тебя, меня, матери Юлия, слуг, рабов, Корнелии и ребенка — для всех. А Юлия выследят, куда бы он ни направился.

— Ты убьешь Суллу? — выдохнула женщина, заглядывая Тубруку в глаза.

— Если все, что ты мне рассказала, правда, то я, само собой, убью его, — твердо пообещал он, и Клодия вновь увидела перед собой гладиатора, угрюмого и пугающего.

— Он этого заслуживает. Корнелия сможет спокойно доносить ребенка до родов.

Женщина вытерла глаза и заметно успокоилась.

— Она знает, что ты пошла ко мне? — спокойно спросил Тубрук. Клодия отрицательно покачала головой. — Хорошо. Ничего ей не говори. Ни к чему такие страхи накануне родов.

— А потом?..

Тубрук задумчиво почесал коротко стриженный затылок.

— Никогда. Пусть она думает, что это сделал один из его врагов. Их ведь предостаточно… Храни тайну, Клодия. У диктатора есть приверженцы, которые даже спустя годы могут потребовать плату за кровь — если, конечно, правда выйдет наружу. Одно неосторожное слово, поведанное другу, который передаст все приятелю, — и у ваших дверей появится стража. Корнелию и ребенка заберут и подвергнут пыткам.

— Я не скажу, — прошептала Клодия, глядя Тубруку в глаза.

Потом отвела взгляд.

Тубрук вздохнул.

— Теперь расскажи все с самого начала, ничего не пропуская. Беременные часто воображают невесть что. Прежде чем рисковать всем, что мне дорого, я должен быть полностью уверен.

Еще целый час они сидели рядом, негромко и спокойно обсуждая страшные вещи. Ладонь Клодии лежала в руке Тубрука, как знак искренней привязанности.

— Я рассчитывал выйти в море со следующим приливом, а не устраивать здесь парад, — сердито сказал Гадитик.

— Тогда считайте, что я труп, — возразил наместник Павел. — Я весь избит, но жив и знаю, как важно показать поддержку Рима. Это заставит задуматься… тех, кто покушался на мое достоинство.

— Господин, все бунтовщики, находившиеся на острове, полегли в крепости — вместе с теми, кто прибыл поддержать мятеж с материка. Половина здешних семейств оплакивают сыновей или отцов. Мы им уже показали, какие последствия будет иметь неповиновение Риму. Они не посмеют бунтовать снова.

— Вы так думаете? — спросил Павел, криво улыбнувшись. — Плохо же вы знаете этих людей. С тех пор как Афины стали центром мира, они непрерывно сражаются с завоевателями. Теперь сюда пришел Рим, и они борются снова. У погибших остались сыновья, и очень скоро они смогут взять в руки оружие. Этой провинцией трудно управлять.

Дисциплинированность не позволила Гадитику продолжать спор. Он очень хотел побыстрее выйти на «Ястребе» в море, однако Павел просил и даже требовал, чтобы ему оставили четверых легионеров в качестве личной охраны. Гадитик собрался было возмутиться, однако несколько ветеранов вызвались добровольцами, предпочтя охоте за пиратами сравнительно привольное житье.

— Не забывайте, что случилось с его последними телохранителями, — предупредил Гадитик, но бывшие легионеры не испугались — от погребального костра, на котором горели тела мятежников, валил жирный черный дым, видимый на много миль вокруг. Прожив здесь несколько лет, они уйдут в отставку.