Император Крисп

– Так что же нам с тобой делать? – задумчиво пробормотал Ливаний. Судя по его тону, Фостий был готов поспорить, что предводитель фанасиотов размышляет над тем же вопросом, который он только что задавал себе. – Считать тебя одним из нас или же просто фигурой на игровой доске, которую следует поместить в подходящий момент на самое выгодное поле?

Фостий кивнул, оценив аналогию; Ливаний умел проводить сравнения. В видесской стратегической игре, имитирующей сражение, снятая с доски фигура не имела никакой ценности, но могла быть снова введена в игру на стороне захватившего ее игрока. Это правило затрудняло приобретение мастерства в игре, но одновременно точнее отражало хитроумную запутанность видесской политики и государственного устройства.

– Можно мне сказать, отец? – спросила Оливрия.

– Разве я когда-нибудь мог тебе отказать? – рассмеялся Ливаний. – Говори.

– Есть и третье решение, – сказала она. – Никто сильный духом, причем неважно, вступил он уже на светлый путь или нет, не станет хорошо к нам относиться, раз мы его похитили и насильно привезли сюда. Но разве может порядочный человек не увидеть, оказавшись здесь, как праведно мы живем в соответствии со святыми заветами Фоса?

– Многие не смогут этого увидеть, – сухо возразил Ливаний. – Например, Крисп, его солдаты и священники. Но, как я вижу, ты еще не договорила. Так говори же.

– Я вот что хочу предложить. Не надо запирать Фостия в тюрьме. Потому что, если мы когда-нибудь захотим вернуть его на игровую доску, нам вовсе не нужно, чтобы он переметнулся на сторону противника при первой же возможности.

– Но дать ему полную свободу мы тоже не можем, – отметил Сиагрий. – Он однажды уже пытался сбежать, и наверняка не раз думал о побеге. А то, о чем просишь ты, позволит ему ускакать к папочке, едва он незаметно раздобудет лошадь.

Фостий мысленно дал себе пинка за попытку бегства с фермы.

Правда, тощий тип уже врезал ему за это, и гораздо больнее.

– Я вовсе не прошу предоставить ему полную свободу, – возразила Оливрия. Ты прав, Сиагрий, это опасно. Но если мы покажем ему Эчмиадзин и другие места, где светлый путь силен, то он своими глазами увидит ту жизнь, к которой уже почти склонился перед похищением. И как только он ее увидит, как только примет сердцем, он может истинно стать одним из нас, и уже будет неважно, как он к нам попал.

– Да, есть надежда, что такое сработает, – признал Ливаний, и сердце Фостия дрогнуло. Однако ересиарх обладал истинно видесской способностью распознавать предательство прежде, чем оно созрело. – Но это же может предоставить ему повод для лицемерия, а заодно позволит выбрать место и время для побега.

– Истинно так, клянусь благим богом, – прорычал Сиагрий.

Сплетя пальцы, Ливаний повернулся к Фостию:

– А что скажешь ты, младшее величество? – В его устах титул Фостия прозвучал если и не издевательски, то по меньшей мере недостаточно уважительно.

– В конце концов, это тебя касается.

– Действительно. – Фостий попытался воспроизвести тон Ливания. Если бы он полагал, что неискренние обещания спасут его от маленькой, темной и сырой тюремной камеры, то обязательно прибегнул бы к ним. Но он предположил, что Ливаний воспримет подобные обещания как ложь, и потому пожал плечами и ответил:

– Решайте сами. Если вы мне не верите, то все равно не поверите любым моим словам.

– А ты умен. – Сидящий в кресле с высокой спинкой Ливаний напоминал Фостию хитрого кота, самозванно назначившего себя судьей над мышами. Фостий никогда прежде не был мышью, и это ощущение ему не понравилось. – Ладно, поживем увидим.

Хорошо, младшее величество, обойдемся без кандалов. – «Пока что», – угадал Фостий невысказанные слова. – Мы позволим тебе увидеть нас – разумеется, под надлежащей охраной, – и сами присмотримся к тебе. А потом решим, что с тобой в конце концов делать.

Стоявший перед Ливанием священник широко улыбнулся и вновь очертил на груди солнечный круг. Мужчина в кафтане справа от Ливания обернулся к нему и спросил:

– Ты уверен, что это мудро?

– Нет, – честно ответил Ливаний; кажется, его вовсе не раздражало, что его решения подвергают сомнению. – Но, как мне кажется, возможная выгода пересиливает риск.

– У нас не стали бы так рисковать в…

Ливаний поднял руку:

– Неважно, как поступил бы ты в другом месте. Ты здесь и, надеюсь, не станешь об этом забывать.

Ливаний мог выслушать мнение советника, но цепко держал власть в своих руках. Мужчина в кафтане сложил перед собой руки и низко поклонился, признавая его право решать.

– Если он будет пользоваться хотя бы относительной свободой, то где нам его поселить? – спросила отца Оливрия.

– Отведите его в комнату на самом верхнем этаже в этой башне, – решил Ливаний. – Если поставить в коридоре часового, ему оттуда не убежать, разве что он отрастит себе крылья.

Сиагрий, когда он будет ходить по городу и вокруг, ты будешь его главным охранником. Ты отвечаешь за то, чтобы он не сбежал.