Император Мэйдзи и его Япония

В сентябре в Токио появился шестнадцатилетний юноша по имени Котоку Сюсуй. Он бросил школу в своей родной префектуре Коти (бывшее княжество Тоса) и отправился в столицу искать лучшей доли. В Токио он изучал английский язык, общался с членами «партии свободы Тоса» и протестовал вместе с ее членами против нерешительности правительства в деле пересмотра договоров с западными странами. Всего через три месяца его выслали из столицы сроком на три года.

1888 год

21-й год правления Мэйдзи

В начале года группа молодых людей образовала общество «Сэйкёся» («Общество политического обучения»), которое приступило к изданию журнала «Нихондзин» («Японцы»). Его тут же признали идеологическим соперником «Друга народа». Журнал выходил раз в две недели, расходился тиражом всего в несколько сот экземпляров. Однако его направление оказалось в результате более перспективным, ибо оголтелому западничеству Токутоми Сохо он противопоставил поиски национальной идентичности.

Основателями общества и журнала выступили недавние выпускники Токийского университета и агротехнической школы в Саппоро. Эта школа считалась рассадником христианства и западничества, но у некоторых студентов это вызывало только чувство отторжения. Точно так же многие студенты, прошедшие курс обучения в европейских странах, возвращались на родину убежденными патриотами. Основными идеологами журнала выступили Миякэ Сэцурэй (1860–1945), Сига Сигэтака (1863–1927) и Куга Кацунан (1857–1907).

Миякэ Сэцурэй

Сига Сигэтака

Куга Кацунан

Токутоми Сохо уподоблял молодежь сиротам, лишенным руководства со стороны родителей, «Японцы» объявили родителей в розыск. Токутоми носил костюм, члены «Сэйкёся» одевались по-японски. Не отвергая необходимости заимствований с Запада, они отрицали тезис, что японцы должны ограничиваться копированием иноземных образцов, поскольку это путь в никуда. Имитация означает смерть национального духа – Рим погиб из-за подражания Греции, Корея утратила самостоятельность из-за китаизации. «Японцы» отвергали мнение, что в Японии нет и не может быть ничего хорошего. Отправным пунктом их построений сделалась физическая география и природные условия Японского архипелага.

Это был умный ход. Природные условия всякой страны хороши тем, что они уникальны. Сига Сигэтака твердил о том, что земля Японии отличается «неповторимой красотой». Миякэ Сэцурэй учился у Феноллосы и проникся его восторгом по поводу японского изобразительного искусства. Поскольку одним из основных объектов изображения японского искусства является природа, то природа и искусство составили замечательную идеологическую пару, которая цементировала то строение, к возведению которого приступили «Японцы».

Они полагали, что уникальные природные условия порождают такие же неповторимые способы приспособления к ним. Так появляются уникальные обычаи и обыкновения, эстетика и религия, которые развертываются в уникальную историю и в уникальный национальный характер (кокусуй). Востребованность японского искусства на Западе приводила к особому ударению, сделанному на художественном и эстетическом наследии, выработанному «японским духом». В то время Япония была не в состоянии соревноваться с Западом в материальных аспектах «цивилизации». Однако в построениях «Японцев» эта сила Запада превращалась в его слабость. Сига Сигэтака писал, что западная цивилизация построена на математике и расчете, что наносит непоправимый ущерб морали и этике. «Японская цивилизация строится на совершенно противоположных принципах. Его основы заключены в гармонии, которая является источником искусства. Искусство вбирает в себя и гармонизирует разъятые элементы. У нас есть сочинения Мурасаки Сикибу, картины школы Кано, произведения керамики и изделия из лака, сасими, кутитори (разновидность печенья к чаю. – А. М.). И все перечисленное продиктовано художественным вкусом»[186].

Сига взывал к японской традиционной культуре. Парадокс заключался в том, что статус художника в токугавской Японии был чрезвычайно низок. Все литературные произведения знаменитой ныне хэйанской литературы, включая «Повесть о Гэндзи» Мурасаки Сикибу, считались «аморальными», поскольку главным предметом изображения там была любовь. Само писательское дело считалось занятием малодостойным. О Цубоути Сёю (1859–1935), основателе современной японской художественной прозы, даже европеизированный Фукудзава Юкити отзывался с неприкрытым презрением: «Такое вульгарное занятие, как писание романов, для обладателя диплома бакалавра является занятием совершенно недостойным». Однако Сига и его друзья думали уже по-другому.