Император Мэйдзи и его Япония

Так начиналось «Движение за свободу и права народа» («Дзию минкэн ундо»). Его противостояние официальному курсу правительства будет определять главную интригу политической истории страны на ближайшие полтора десятилетия. Название «Движения» звучало как гимн народовластию, но на самом деле отправной точкой для его лидеров стало обеспечение вовсе не многомыслия, а «единомыслия» в деле завоевания Кореи. Понятие «свобода» было применимо только по отношению к самим японцам. Тем не менее необходимо помнить: «Дзию минкэн ундо» стало первым массовым движением, которое основывалось не только на личной верности его руководителю, но и на определенных идеях.

Обращение было опубликовано в газете «Ниссин синдзиси» («Ежедневные новости»). Это было невероятным политтехнологическим новшеством: внутренние раздоры элиты сделались достоянием общественности. Печать решительно вовлеклась в политическую борьбу. Одни газеты ратовали за немедленный созыв Народного собрания, другие утверждали, что «глупый и необразованный народ» не созрел для того, чтобы предоставить ему право участвовать в управлении страной. А потому следует подождать, пока люди станут более «просвещенными».

Развернувшаяся дискуссия явилась для правительства неприятной новостью. Оно не расценивало газеты как источник информации. В действовавшем тогда законе о печати 1871 года говорилось, что предназначением газет является помощь в деле управления государством, а вовсе не печатание антиправительственных прокламаций. Правительство делало все возможное, чтобы газеты концентрировались на двух основных задачах: внедрение в массы идей «цивилизованности» (т. е. «западничества»), а также поощрение добродетели и наказание порока. Воспитательная тематика обеспечивалась с помощью того языка, который выработало конфуцианство.

Фудо-мёо за чтением газеты. Защитник буддийского вероучения Фудо-мёо обычно изображался со страшным лицом, отпугивающим врагов буддизма. Однако на данном изображении он настолько увлекся чтением газеты, что его сподвижник похитил у него меч и занимается разделкой новомодного мяса. Этому мясу предстоит вариться в котле, который стоит на очистительном пламени Фудо-мёо

Таким образом, с самого начала правительство считало основным предназначением газет не столько «отражение» действительности, сколько ее формирование. Не газета должна была отражать действительность, а действительность должна была отражать газетно-правительственные установки. Как писала в своем первом номере газета «Ёмиури», следует создать «такое общество, в котором ссоры супругов стали бы невозможны». Со страниц газеты журналисты просили читателей предоставлять похвальные примеры, и они с удовольствием откликались: «…Дочь Киносита Рёдзан, девица Охару шестнадцати лет, любит книги, каждый день читает газеты „Тёя“ и „Ёмиури“, по отношению к родителям исполняет свой дочерний долг, весьма смирна»[113]

. Публиковались и малореалистичные истории «из жизни». Например, о способном девятилетнем мальчике, который стал сельским учителем. Или о неграмотном преступнике, который в тюрьме научился читать, раскаялся и исправился[114].

Правительство считало, что Япония может стать вровень с Западом только в том случае, если население страны поголовно сделается грамотным. Печатный знак рассматривался как носитель «рационалистического» и «научного» сознания. Газеты клеймили гадателей, заклинателей, шаманов, призывали не верить сотворенным ими чудесам. Народные верования подвергались осмеянию, привидения и оборотни объявлялись несуществующими. Всемогущество науки становилось новым мифом перестраивавшегося общества и государства. И это при том, что еще совсем недавно сам принц Сатиномия не мог ступить и шагу без того, чтобы прорицатели не указали ему удачный день для совершения любого дела.

Одновременно газеты приводили множество душераздирающих примеров того, какие неудобства приносит людям их необразованность.

Некий человек отправился на заработки в Токио и послал своей неграмотной жене денежный чек. Та ничего не могла понять и отправилась к монаху, который сказал, что муж прислал подношение божеству, и она действительно положила чек в домашнюю божницу. Письмо кончалось бранью по поводу жены-бестолочи. Автор предупреждал будущих женихов: «Пусть лицо у невесты и красиво, пусть она хорошо умеет играть на сямисэне и танцевать, но если она неграмотна, ничего хорошего не выйдет»[115]. Здесь был урок для всех – и для женихов, и для невест. Будешь неграмотной – никто тебя замуж не возьмет. Газетные публикации доказывали: повышение социального статуса возможно только за счет повышения образованности. И это касается не только профессиональной карьеры, но и личной жизни.