Император Мэйдзи и его Япония

Ёсинобу прекратил сопротивление и не стал протестовать против конфискации родовых земель Токугава в пользу двора, но на нем все равно лежала печать «врага императора». Вдова Иэмоти, принцесса Кадзуномия (теперь она звалась принцессой Тикако), уговорить которую выйти замуж за сёгуна стоило таких трудов, обратилась к императору с просьбой простить Ёсинобу. Она грозила, что покончит жизнь самоубийством, если дом Токугава не будет прощен. Ивакура Томоми потребовал от Ёсинобу письменных извинений. Тот отправил своего посланца в Киото, но извинения показались Ивакура «неискренними». Он вел дело к упразднению сёгуната.

В самый разгар военного противостояния Митфорд писал своему отцу: «И все эти мучения выпали на долю страны только затем, чтобы несколько европейских купцов смогли бы обогатиться. Ничто не может затемнить тот факт, что прибытие иностранцев послужило началом проблем. Японцы нас не приглашали; они были богаты, жили в мире и были по-своему счастливы. Сейчас они обеднели, голодны, платят за все все больше и больше, они находятся накануне гражданской войны, не получив взамен абсолютно ничего. Им остается только выкладывать деньги за оружие, которым они собираются убивать друг друга. Я наблюдал так называемое победоносное шествие цивилизации и в Китае, и в Японии, и нахожу, что это бедствие для обеих стран…»[51]

Несмотря на столь редкостную для дипломата интонацию, осуждавшую действия собственной страны, Митфорд продолжал успешно выполнять порученную ему работу.

Военные действия разворачивались на фоне церемониальной лихорадки, овладевшей двором. 3 января посланцы двора известили гробницы императоров Тэнти, Кокаку, Нинко и Комэй, что Муцухито предстоит наконец-то провести церемонию посвящения во взрослые. Она состоялась 15 января, в полнолуние. Теперь Муцухито имел законное право на взрослую прическу и одежду, теперь он чернил зубы и выщипывал брови. По этому случаю простили 19 придворных, которые подверглись ранее опале. Кроме того, в тот же день посланники иностранных государств получили от имени Муцухито такое уведомление: «Император Японии объявляет правителям иностранных государств и их подданным, что сёгуну Токугава Ёсинобу в соответствии с его просьбой было даровано разрешение вернуть управление [императору]. В связи с этим верховная власть во всех делах – как внутренних, так и внешних – осуществляется отныне Нами. А посему титул „тайкун“, от имени которого заключались договоры, должен быть заменен титулом „император“». Теперь все должны были почувствовать, что Муцухито действительно стал взрослым.

Это уведомление означало не только смену власти, но и ее преемственность: Муцухито признавал те договоры, которые заключил сёгунат и которые так не хотел признавать его отец. Он хотел сказать: европейцам не следует беспокоиться. В городах развесили объявления о том, что проявление недружелюбия по отношению к иностранцам будет караться. Вместе с тем говорилось и об усилении военных приготовлений, которые станут способствовать росту авторитета Японии за рубежом.

Серия указов относительно внешних сношений возвещала о прекращении изоляции Японии. При этом утверждалось, что Комэй всегда заботился об установлении дружественных отношений с иностранными государствами, но из-за сёгунов этого сделать не удалось[52]

.

Утверждение относительно Комэй, разумеется, ни в коей мере не соответствовало истине. Однако кто, кроме чрезвычайного узкого круга лиц, знал об этом? И потому покойному императору можно было приписать любые намерения. Сёгунат же теперь сделают на многие годы «козлом отпущения». По любому случаю станут утверждать, что из-за его тяжелого наследия дела идут не совсем так, как надо.

Несмотря на признание заключенных сёгунатом международных договоров, обещание дружелюбия и большей открытости, новая политическая элита, точно так же как и старая, на самом деле была настроена по отношению к Западу враждебно. Ивакура Томоми в письме к Сандзё Санэтоми заявлял, что расценивает все западные державы в качестве врагов Японии[53]. Однако обстоятельства заставили правительство на долгое время затаить свои обиды.

Указание вести себя по отношению к иностранцам дружелюбно последовало не зря. 11 января представители иностранных держав, которые спешно обустраивали свой новый сеттльмент в Кобэ, подверглись обстрелу из винтовок, которые воины княжества Бидзэн, известные своими антииностранными настроениями, только что получили из Америки. Самураи еще не успели овладеть новым оружием, пули летели выше цели. Убитых не случилось, был ранен только один американский матрос. Обитателям сеттльмента удалось отстреляться. По их настоянию императорский двор приговорил Таки Дзэнсабуро, отдавшего приказ открыть огонь, совершить харакири. Семь иностранцев, включая Митфорда, присутствовали при ритуальном самоубийстве. Они стали первыми европейцами, которым пришлось наблюдать церемонию, о которой они были столь наслышаны. Описание самоказни, сделанное Митфордом, поражает своим хладнокровием и любовным отношением к деталям.