Император Николай II и заговор генералов

И все же надо сказать, что, несмотря на то что вся система управительных учреждений во всех ведомствах, особенно в 19-м веке, была направлена к тому, чтобы отрезать Верховную Власть от народа, живые силы нации постоянно вносили в действия бюрократии социальные поправки. Несмотря на все европейские навыки в государственном управлении, различие между русской Верховной Властью и европейским абсолютизмом было значительно. Значение православия для самодержавной идеи было особенно важно в этот период подражания Европе. Православная вера, поскольку она была в сердцах людей, подсказывала не абсолютистскую, а самодержавную идею. Митрополит Московский Филарет так это определяет: «Самодержавием Россия стоит твердо. Царь, по истинному о нем понятию, есть глава и душа царства. Закон, мертвый в книгах, оживает в деяниях, а верховный государственный деятель и возбудитель и одушевитель подчиненных деятелей есть Царь» («Государст. учение Филарета, митроп. Московск.», изд. М. Каткова).

Для Монарха существуют известные принципы, которыми он должен руководствоваться. Главные из них – это справедливость, законность и милосердие. Грозный о справедливости так говорит: «Всегда царям подобает быть обозрительными: овогда кратчайшим, овогда же ярым. Ко благим убо милость и кротость, ко злым же ярость и мучение. Аще ли сего не имеет – несть Царь». Принцип законности особенно важен для самодержца. Верховная Власть, издав закон, должна ему подчиняться и его охранять, пока он не будет изменен или отменен в том же узаконенном порядке. Милосердие – неотъемлемое право Монарха. Таким образом Царь ограничен содержанием своего идеала, осуществление которого составляет его долг. Монарх выражает дух народа. Он должен сознавать свою безусловную необходимость для нации. В этом Царь должен быть всегда уверен. Ни в каком случае, ни при каких опасностях, ни при каких соблазнах он не может упразднить своей Верховной Власти. Карамзин писал Александру I: «Россия пред святым алтарем вручила самодержавие Твоему предку и требовала, да управляет ею верховно, нераздельно. Сей завет есть основание Твоей власти: иной не имеешь. Можешь все, но не можешь законно ограничить ее». Катков пишет, что сам Монарх не мог бы умалить полноту прав своих. Он властен не пользоваться ими, подвергая тем самым себя и государство опасностям, но он не мог бы отменить их, если бы и хотел. Тихомиров пишет еще более ясно и точно: «Монарх, по смыслу своей идеи, даже и при воле на то народа, не может ограничить своей власти, не совершая тем, вместе с народом, беззаконного (с монархической точки зрения) coup d’Etat. Ограничить самодержавие – это значит упразднить Верховную Власть нравственно религиозного идеала, или, выражаясь языком веры, упразднить верховную власть Божию в устроении общества. Кто бы это ни захотел, монарх или народ, положение дела от этого не изменяется. Совершается переворот, coup d’Etat. Но если народ, потерявши веру в Бога, получает, так сказать, право бунта против Него, то уж монарх ни в каком случае этого права не имеет, ибо он, в отношении идеала, есть только хранитель, depositaire власти, доверенное лицо. В отношении идеала монарх имеет не права, а обязанности. Если он, по каким либо причинам, не желает более исполнять обязанностей, то все, что можно допустить, по смыслу принципа, есть отречение от престола».

Для понимания того, что происходило накануне февраля 17-го года, совершенно необходимо, хотя бы очень кратко, коснуться вопроса о русском дворянстве. Дворяне в допетровское время на Руси составляли главным образом военную и административную силу страны, были землевладельцами, стояли близко к народу, жили с ним, управляли им и никак не отличались по своему мировоззрению от него.