Император Всероссийский

Миниатюрный портрет Петра I с бриллиантами. Начало XVIII века

Перед читателем прошел длинный ряд отзывов о Петре, данных в разное время, с разных точек зрения, самыми различными людьми. От времени самого Петра до наших лет во всех этих отзывах звучит одна и та же нота: Петр – сила; даже для Милюкова, не уважающего Петра, Петр – «какая-то неиссякаемая жизненная сила».

В определении действия этой силы сходятся все: действие было могущественно; одни считают его благодетельным, другие – вредным, но никто не считает его малым и безрезультатным. В определении свойств этой силы мнения расходятся: одиноко представление Милюкова о малосознательности Петра; все, кроме него, видят в Петре принцип и идею, хотя и разно их определяют. И никто не отказывает Петру в признании гражданской доблести. Она выражалась в формах той эпохи, для нас во многом совершенно чуждых, но нам понятных. Стремление к народному благу, самоотверженное служение государству, напряженный личный труд, страстная любовь к знанию и вера в необходимость просвещения – эти качества в Петре бесспорны.

Они обязывают каждого, кто хочет писать и говорить о Петре. Они должны быть введены в характеристику Петра, – и тогда Петр не будет грязным, пьяным, злым и развратным мужиком, в котором нечего описывать, кроме «красного бабьего лица» и «огромной мозолистой руки с ногтями на манер копытец». В добросовестном изображении Петр вернется с «посадьев» и «дикого поля» в свой рабочий кабинет, в залу сената, на верфь, где его рука, занятая исправлением законодательного проекта или механической работой, не будет «загребать пальцами с блюда пищу», «совать в рот» кусок хлеба и «пальцами хватать уголек из очага» для своей «изгрызанной трубочки».

III. Детство Петра Великого

Дворцовая обстановка. Обучение. Игры. Первые иноземцы при Петре

Вряд ли есть надобность подробно рассказывать о той обстановке, в которой прошло детство Петра Великого. Можно думать, что всем известен сложный состав семьи Алексея Михайловича и обилие у Петра единородных братьев и особенно сестер. Кто хоть немного знаком с самой краткой биографией Петра, знает, конечно, о семейном разладе между родней царя Алексея по его первому браку и его родней по второму браку. Пока царь Алексей был жив, разлад не переходил в открытые ссоры: царь был вспыльчив и скор на бранное слово и на руку, а потому при нем свояки не решались давать волю своим чувствам.

Некоторый простор чувствам настал при царе Федоре Алексеевиче (1676–1682), но и при нем все-таки дворцовый «чин» не нарушался. Придворные кружки Милославских (свояков царя Алексея по первой женитьбе), Нарышкиных (свояков по второй женитьбе) и Языкова с Лихачевыми (личных любимцев царя Федора) интриговали вокруг слабого царя, боролись за влияние на него и на ход управления, но не впадали в открытые ссоры и междоусобие. Дело ограничивалось тем, что одни других упрятывали на воеводства в дальние области или просто удаляли от двора под различными измышленными и мелочными предлогами. Сперва потеряли свое положение Нарышкины, потом Милославские, и к концу жизни царя Федора около него остался в полной силе кружок его личных друзей – Языкова, Лихачевых, Апраксиных. В значительной мере этому-то кружку Москва была обязана открытой смутой 1682 года.

Возведенная на московский престол в начале XVII века Романовская семья явно вырождалась. Сам основатель династии царь Михаил был болезненным человеком, смолоду «скорбел ножками» и сошел в могилу сорока девяти лет от роду от цинги и «меланхолии, сиречь кручины». Как в семье его отца, так и в его собственной большинство детей умирало, а выживали немногие.

Единственный уцелевший его сын царь Алексей в свою очередь жил недолго: он умер сорока семи лет от цинги и водянки. В большой семье царя Алексея, прижитой от первого брака, было пять сыновей и шесть дочерей, и все сыновья оказались слабы и болезненны. Троих схоронил отец при своей жизни; двое пережили отца (Федор и Иван), но не подавали надежды на долголетие и продолжение «царского корени» и действительно не дожили даже и до тридцати лет. Видя их хилость, отец, естественно, мог думать о необходимости второго брака для утверждения династии.