Читаем Император Всероссийский полностью

«Теперь, – писал Мазепа в Москву, – Палею уже нельзя прекратить ссор с поляками, потому что с обеих сторон побито человек с двести. Палей хочет оставить Хвастов и поселиться в Умани; чтоб он, поселясь там, не призвал к себе татар на помощь против поляков; призовет татар, станет воевать и разорять поляков – опасно, чтоб и этой стороны не разорил, потому что захочет писаться гетманом и с этой стороны козаков переманивать; чтоб не был он другой Хмельницкий, надобно заблаговременно размыслить, как с ним поступить? Лучше малую искру загасить, чем большой огонь тушить, особенно для того, чтоб не произвел он в Малой России мятежа и перезовом жителей опустошения; удержать же их будет тогда невозможно, потому что малороссийские жители имеют на той стороне пасеки и всякие угодья».

Палей отразил поляков; но, видя, что цари не согласны его принять, как бы ему хотелось, написал коронному гетману Яблоновскому, что готов смириться пред королем. Яблоновский отвечал ему: «Рассуди, ваша милость, накрепко, не всякая ли из нижеписанных статей влечет за собою суд, казнь и меч? Ты указов моих не слушал в самых важных военных обстоятельствах; в отчинных имениях разных лиц своевольно раздавал становища людям непослушным полка своего; шляхту, их подстарост, товарищество и разных людей многих бил, убивал, мучил, доходы шляхетские побрал, людей из деревень силою сгонял; край целый польский себе в послушание отобрал; меды мои своевольно брал; в имениях моих людей расставлял; письма, ко мне посланные, самые нужные, с разными ведомостями и остерегательствами, по дорогам перехватывал; людей, ко мне идущих за письмами, к себе поворачивал и свои письма им давал; и кто перечтет все твои насилия, преступления, убийства, дела бессудные, непослушания, слова злые? Все это понудило королевское величество и меня отправить войско в Полесье, чтоб заставить тебя одуматься; но ваша милость, прибавляя зло к злу, посланного к тебе Драгомира, вопреки обычаю самых невежливейших народов, велел бить на убой и в колодку посадить; кроме того, козаков Искрицкого и Ярему велел бить и грабить и перед собою, как невольников, гнать. А я всегда посланных вашей милости чествовал, всегда они были у меня свободны, ни в чем не нуждались, уходили одарены и накормлены. Теперь, ваша милость, смиряешься, добиваешь челом, милосердия желаешь, исправление обещаешь и в то же время ротмистра Бландовского, шедшего по моему указу в Белую Церковь, схватил и ограбил! Как же после этого тебе верить? Несмотря на то, я и теперь у королевского величества ходатайствую о милосердии, и сам готов все вины вашей милости простить, только бы ты сдержал свои обещания; а на свидетельство своего исправления выпусти Бландовского и людей его, за что и мы освободим пленных козаков полка твоего; пасынков своих и дочь пришли в аманаты; принеси присягу королю и республике, и тогда будешь оставлен в совершенном покое; в противном случае велю кончить начатое с тобою дело, кончить мечом и огнем. Если же примешься за верность и послушание – не опасайся ничего, на мою веру и совесть полагайся и приезжай сам за королевским жалованным листом, приезжай поклониться королевскому величеству и добить челом, не бойся: цел будешь и безопасен».

Получив это послание, Палей поехал не к королю, а в Батурин к Мазепе со старым вопросом: «Можно перейти в Треполье?» – «Нельзя», – отвечал гетман. Тогда Палей начал говорить: «На Запорожье идти мне не хочется; хотя войско и два раза меня туда звало и предлагало кошевое атаманство и даже высший чин, однако я, привыкши к городовому житью, в Сечь идти не желаю; потому что, пришедши туда, в Низовое Войско, должен буду делать то, чего войско захочет. Лучше мне еще в Хвастове до времени держаться, нежели вдруг неведомо куда оттуда уходить. Знаю, что польские войска всеми своими силами наступать на меня не будут, потому что им и без меня есть что делать при бесконечной войне с турками и татарами, а от малых войск всегда оборонюсь. Кроме того, покажу кротость перед польскою стороною, ротмистра Бландовского и всех пленных поляков отпущу на волю; своих в аманаты не дам, но присягу принесу, что на самого короля (а не на тех, которые будут на меня наступать) не подниму руки; часть своей пехоты на службу королевскую послать не откажусь, потому что эта пехота от меня не отстанет, но, одевшись у них, возвратится назад. Таким образом, могу еще несколько времени подержаться в Хвастове. Жаль мне сильно расстаться с этим местом, не только потому, что там много домостройства моего, пространное поле хлебом насеяно, но и потому, что я взял это место пустое и населил не польскими подданными, но от реки Днестра частию из Войска Запорожского, частию из волохов; церкви божии украшенные устроил, чего непригоже покинуть».


Дом гетмана. Батуринская крепость


Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека проекта Бориса Акунина «История Российского государства»

Царь Иоанн Грозный
Царь Иоанн Грозный

Библиотека проекта «История Российского государства» – это рекомендованные Борисом Акуниным лучшие памятники мировой литературы, в которых отражена биография нашей страны, от самых ее истоков.Представляем роман широко известного до революции беллетриста Льва Жданова, завоевавшего признание читателя своими историческими изысканиями, облеченными в занимательные и драматичные повествования. Его Иван IV мог остаться в веках как самый просвещенный и благочестивый правитель России, но жизнь в постоянной борьбе за власть среди интриг и кровавого насилия преподнесла венценосному ученику безжалостный урок – царю не позволено быть милосердным. И Русь получила иного самодержца, которого современники с ужасом называли Иван Мучитель, а потомки – Грозный.

Лев Григорьевич Жданов

Русская классическая проза
Ратоборцы
Ратоборцы

Библиотека проекта «История Российского Государства» – это рекомендованные Борисом Акуниным лучшие памятники мировой литературы, в которых отражена биография нашей страны, от самых ее истоков.Знаменитый исторический роман-эпопея повествует о событиях XIII века, об очень непростом периоде в русской истории. Два самых выдающихся деятеля своего времени, величайшие защитники Земли Русской – князья Даниил Галицкий и Александр Невский. Время княжения Даниила Романовича было периодом наибольшего экономического и культурного подъёма и политического усиления Галицко-Волынской Руси. Александр Невский – одно из тех имен, что известны каждому в нашем Отечестве. Князь, покрытый воинской славой, удостоившийся литературной повести о своих деяниях вскоре после смерти, канонизированный церковью; человек, чьё имя продолжает вдохновлять поколения, живущие много веков спустя.

Алексей Кузьмич Югов

Историческая проза

Похожие книги

100 великих кораблей
100 великих кораблей

«В мире есть три прекрасных зрелища: скачущая лошадь, танцующая женщина и корабль, идущий под всеми парусами», – говорил Оноре де Бальзак. «Судно – единственное человеческое творение, которое удостаивается чести получить при рождении имя собственное. Кому присваивается имя собственное в этом мире? Только тому, кто имеет собственную историю жизни, то есть существу с судьбой, имеющему характер, отличающемуся ото всего другого сущего», – заметил моряк-писатель В.В. Конецкий.Неспроста с древнейших времен и до наших дней с постройкой, наименованием и эксплуатацией кораблей и судов связано много суеверий, религиозных обрядов и традиций. Да и само плавание издавна почиталось как искусство…В очередной книге серии рассказывается о самых прославленных кораблях в истории человечества.

Андрей Николаевич Золотарев , Борис Владимирович Соломонов , Никита Анатольевич Кузнецов

Детективы / Военное дело / Военная история / История / Спецслужбы / Cпецслужбы
Алхимия
Алхимия

Основой настоящего издания является переработанное воспроизведение книги Вадима Рабиновича «Алхимия как феномен средневековой культуры», вышедшей в издательстве «Наука» в 1979 году. Ее замысел — реконструировать образ средневековой алхимии в ее еретическом, взрывном противостоянии каноническому средневековью. Разнородный характер этого удивительного явления обязывает исследовать его во всех связях с иными сферами интеллектуальной жизни эпохи. При этом неизбежно проступают черты радикальных исторических преобразований средневековой культуры в ее алхимическом фокусе на пути к культуре Нового времени — науке, искусству, литературе. Книга не устарела и по сей день. В данном издании она существенно обновлена и заново проиллюстрирована. В ней появились новые разделы: «Сыны доктрины» — продолжение алхимических штудий автора и «Под знаком Уробороса» — цензурная история первого издания.Предназначается всем, кого интересует история гуманитарной мысли.

Вадим Львович Рабинович

Культурология / История / Химия / Образование и наука