Император Всероссийский

В конце 1696 или в начале 1697 года монах Аврамий, бывший прежде келарем в Троицком Сергиеве, а потом строителем в московском Андреевском монастыре, подал царю тетради, в которых указывалось, что именно в поведении Петра соблазняет народ: «В народе тужат многие и болезнуют о том: на кого было надеялись и ждали, как великий государь возмужает и сочетается законным браком, тогда, оставя младых лет дела, все исправит на лучшее, но, возмужав и женясь, уклонился в потехи, оставя лучшее, начал творити всем печальное и плачевное». Аврамия пытали, чтоб сказал подлинно про людей, которые к нему прихаживали. Монах показал, что друзья ему и хлебоядцы давные – владимирского Судного приказа подьячий Никифор Кренев, Преображенской приказной избы подьячий Игнатий Бубнов, Троицкого монастыря стряпчий Кузьма Руднев да села Покровского крестьяне Ивашка да Ромашка Посошковы, и те все, бывая у него в Андреевском монастыре, такие слова, что в тетрадях написано, говаривали. Аврамий прибавил, что, когда он был в келарях у Троицы, приезжал туда молиться боярин Матвей Богданович Милославский и говорил: «Петр Лопухин был человек добрый и много прибыли в приказе учинил, а запытан он напрасно по наносу Льва Кирилловича Нарышкина».

Взяли Никифора Кренева; он сказал, что слышал написанное в тетрадях, будучи на потехах, от разных чинов людей, как были потехи под Семеновским и под Кожуховым; про судей, что без мзды дел не делают, со старцем Аврамием говаривали от себя и слыша от народа; Кренев признался, что говорил: если б посажены были судьи и дано бы им было жалованье, чем им сытым быть, а мзды не брать, и то б было добро; а таких слов не говорил, что, покинув всякое правление, царь приказал государство править похотникам-мздоимцам, не имущим страха божия, и будто государь про тех судей, что они почести берут и для того в приказы посажены, чтоб им покормиться, сам ведает; а про дьяков и подьячих, что их много пред прежним, говаривали.

Руднев показал, что говорили: государь не изволил жить в своих государских чертогах на Москве, и мнится им, что от того на Москве небытия у него в законном супружестве чадородие престало быть, и о том в народе велми тужат.

Бубнов показал, что говорили о потехах непотребных под Семеновским и под Кожуховым для того, что многие были биты, а иные и ограблены, да в тех же потехах князь Иван Долгоруков застрелен, и те потехи людям не в радость; а слова смехотворные и шутки и дела Богу неугодные, о которых говорится в тетрадях, это то, что чинилось пророчеством Василья Соковнина и в комедиях в Измайлове. Говорили про дьяков и подьячих, что их умножилось, и дьячества добиваются и подьяческой справы докупаются куплею, и что священники и чернослободцы детей своих в приказы сажают в подьячие. Говорили и про упрямство великого государя, что не изволит никого слушать, и про нововзысканных и непородных людей, и что великий государь в Преображенском у розыскных дел сам пытает и казнит.

Не нравились и морские езды. Аврамий считал непригожим, что в триумфальном входе в Москву, после взятия Азова, царь шел пешком, а Шеин и Лефорт ехали.

Села Покровского оброчный крестьянин Иван Посошков сказал, что Аврамий знакомцем ему учинился третий год: призвал он его, Ивашку, к себе для дела денежного стану, который делал на образец в поднос к великому государю; а он, Ивашка, никаких слов, что в тетрадях написано, не говаривал. Аврамий объявил, что Посошков действительно ничего не говорил.

Бубнов, Кренев и Руднев биты кнутом и сосланы в Азов, чтоб быть им там подьячими. Аврамий сослан в Голутвин монастырь.