Императорский безумец

Мы вошли в желтую гостиную. Господин Мантейфель сидел на том самом кресле, на котором десять лет назад сидел Паулуччи, и постукивал перстнем-печаткой по диванному столику. Его темная, коротко остриженная голова сидела несколько вкривь, тяжелый синеватый подбородок прижимал бант шелкового галстука. И Тимо сидел на том же самом кресле, что и десять лет назад. И Ээва подошла к нему сзади, как она в тот раз стояла, и положила руки ему на плечи, как тогда.

Петер сказал:

— Я буду краток, — но прежде чем он успел продолжить, Тимо произнес:

— Подожди! — и обратился к Ээве: — Вели позвать сюда Юрика. Я хочу, чтобы он это слышал.

— Глупости! — буркнул господин Мантейфель. — К чему это!

Но Ээва вышла в бильярдную и кликнула сына из классной комнаты, где мальчик, согласно распорядку дня, зубрил с доктором Робстом французский язык. Юрик сразу пришел в гостиную и по знаку Тимо подошел к нему. Отец положил руку Юрику на плечо и сказал:

— Слушай, дядя Петер окажет, как нам здесь дальше жить. А ты — учись.

— Чему? — спросил мальчик.

— Тому, — ответил Тимо, — кого следует любить и кого не следует.

Господин Мантейфель вскинул черные брови над листом бумаги, который держал перед собой, и смерил нас карающим взглядом:

— Послушайте, зачем этот театр?

Тимо ответил кротко:

— Затем, что в этом наша единственная свобода.

— Эх… Ну, ладно! — господин Мантейфель отмахнулся движением руки от слов Тимо и приступил к делу — Я сказал, что долго не задержу. Опекунский совет (вы знаете — я, Латроб и Лилиенфельд) получил предписание властей. На основании его совет пришел к решению, поскольку в поместье в данное время нет хозяина, совет сдает его в аренду. Арендатором по высочайшему давлению будет Латроб. До тех пор, пока я не приведу в порядок свои дела в Харми и не будет, как предусмотрено, оформлено право собственности Эльси на Выйсику. Тогда я вместе с Эльси и с детьми поселюсь здесь.

— А что говорят по этому поводу Георг и Карл? — спросил Тимо.

Господин Мантейфель ухмыльнулся:

— С ними дело обстоит просто. Они отказываются от своих прав мою пользу, и я перевожу каждому из них по пятнадцать тысяч в Женевский банк.

— И Эльси с этим согласна? — спросил Тимо очень спокойно.

— Разумеется, Эльси согласна с моими решениями.

— С твоими решениями, то есть решениями генерал-губернатора, и генерал-губернаторскими, то есть твоими.

— Да, к счастью, это так.

— А что решено тобою и свыше по поводу нас? — правой рукою Тимо очертил в воздухе небольшую дугу, внутри которой оказались мы вчетвером вокруг его кресла.

— С вами останется все по-старому. Вы будете и дальше жить здесь, как птички божии. Только, разумеется, не в этом доме.

— Где же? — спросил Тимо по-прежнему спокойно. Лицо его казалось мне таким бледным, каким оно было, когда он приехал из Петропавловской крепости, и он похлопывал Юрика по узкому плечику чуть сильнее, чем нужно, но на губах у него, честное слово, мелькала насмешка.

— Вы переселитесь в Кивиялг, — сказал господин Мантейфель как-то чуть торопливо.

— Ой, как замечательно! — крикнул Юрик. — Туда в окна белки приходят я знаю.

— Сперва здесь поселится господин Латроб с женой и сыном. А в дальнейшем — я, Эльси и дети. Это же естественно. А в Кивиялге у вас будет вполне достаточно места. Четыре человека и десять комнат. Доктор Ройст уже научил распоряжение. Он будет жить с Тигма в одной половине дома управляющего, так что Кивиялг целиком предоставляется вам. Сложите за неделю свои пожитки. В следующий понедельник я пришлю вам людей перенести мебель.

— И господин Латроб тоже со всем этим согласен? И готов поселиться здесь вместо нас? — спросила Ээва. Это был, кстати, ее первый вопрос.

— Да-да-да! — воскликнул господин Мантейфель очень нетерпеливо. Так что я не понял, относилась эта нетерпеливость к Ээве или к господину Латробу.

— Значит, ты уверен, что я совершенно здоров? — неожиданно спросил Тимо, но все так же спокойно.

— Хм? В каком смысле?..

— В таком смысле, что ты не боишься, что я могу встать и задушить тебя?

— Мммм… Но-но-но-но…

Я видел, как во время этого несколько обескураженного бормотания господин Мантейфель сунул правую руку в левый внутренний карман на груди. И Тимо сказал с прежней кротостью:

— Слава богу, что ты не вызываешь у нас иллюзий. Ни своими намерениями, ни своей храбростью.

— Как это?..

— Не скрываешь, что носишь за пазухой пистолет.

Это было эффектно замечено и эффектно сказано. Но положения нашего не улучшило. В общем-то нельзя сказать, что с нами происходит что-то особенно скандальное. Для Тимо это, конечно, трагичнее. Но, кстати сказать, даже я чувствую себя униженным. Хотя, с другой стороны, отдаю себе отчет, что это привередливость, когда вспоминаю нашу старую каннукаскую избу или отцовскую комнату для работников в Хольстре и сравниваю их с Кивиялгом.