Императорский Рим. Книги 1-12

– Не сомневаюсь, что и у этих варваров найдется не менее зверский способ тешиться с пленниками. Остается надеяться, что заносчивость Корбулона не подтолкнет фракийцев применить их к нам.

– Трибун! – рявкнул Корбулон, останавливая коня рядом с Веспасианом. – Мы встаем здесь на ночь – эти рыжие лисьи выродки отказываются идти сегодня дальше. Распорядись насчет постройки лагеря.

– Есть, командир.

– И еще, трибун, – Корбулон бросил на Веспасиана пристальный взгляд поверх длинного, выдающегося вперед носа, главенствующего над тонким угловатым лицом. – Прикажи центуриону Фаусту удвоить ночные караулы. Не доверяю я этим ублюдкам, которые из кожи вон лезут, чтобы замедлить наше продвижение.

– Я думал, что они верны Риму?

– Единственное, чему верны эти дикари, так это своим вонючим племенным богам. Они собственную мать зарежут.

– Мы, похоже, движемся очень кружным маршрутом.

– Фракийцы не спешат доставить нас к цели. Всякий раз, как я настаиваю идти на северо-запад, они находят какую-нибудь причину и через милю-другую снова сворачивают на северо-восток. Словно собираются вывести нас совсем в другое место.

– Сюда, например? – Веспасиан обвел взглядом сначала горы слева, потом густой сосновый лес, простиравшийся в низине насколько хватало глаз. – Не лучшая позиция для лагеря, слишком все закрыто.

– Точь-в-точь моя мысль, но что поделаешь? До заката чуть более трех часов, а без помощи проводников ничего лучшего нам не найти. Поэтому остаемся здесь. Хотя бы с древесиной трудностей не возникнет. Так что подряжай людей, я хочу, чтобы на ночь лагерь был обнесен частоколом – будем вести себя, как на вражеской территории.

Веспасиан смотрел вслед едущему вдоль колонны начальнику. Тот был на семь лет старше юноши, прослужил три последних года при штабе Поппея, а до этого год провел на границе на Рейне. Хотя Корбулон тоже являлся выходцем из провинции, его семья вот уже два поколения принадлежала к сенаторскому сословию, и молодой офицер вел себя с высокомерием человека, привыкшего к почету. Факт, что его вместе с примипилом, то есть первым центурионом Четвертого Скифского Фаустом, отослали в Италию за новобранцами, в результате чего летняя кампания началась без него, больно ранил тщеславие Корбулона. Отсюда проистекала нетерпимость к малейшим просчетам и ошибкам со стороны неопытных рекрутов, выразившаяся за семьдесят дней марша в несчетном количестве порок и одной казни. Трибун вполне заслуживал употребленного Магном эпитета «вонючего хорька», но даже ограниченный военный опыт подсказывал Веспасиану, что инстинкт военачальника у Корбулона верный, и юноша ревностно принялся исполнять полученные приказы.

– Центурион Фауст!

– Да, командир!

Центурион замер по стойке «смирно», тренькнув фалерой – металлическим диском, прикрепленным к доспеху. Эту награду ему пожаловали за двадцать два года службы. Поперечный гребень из конского волоса выглядел таким же жестким, как и его хозяин.

– Распорядись строить лагерь из частокола и выставить двойные караулы.

– Есть, командир! Буцинатор, труби «Приготовить лагерь»!

Сигнальщик поднес к губам четырехфутовую буцину и выдул последовательность пронзительных звуков. Эффект был мгновенным: две когорты новобранцев скинули с плеч ранцы и пилумы, после чего, подгоняемые вырезанными из виноградной лозы палками центурионов и окриками их заместителей, опционов, устало разбрелись по группам. Одним надлежало копать ров, вторым – трамбовать грунт, третьим – рубить колья. Турмы вспомогательной галльской кавалерии рассредоточились спереди и сзади колонны, образовав прикрытие для работающих легионеров. Еще дальше мелкие подразделения фессалийской легкой конницы и пешие лучники патрулировали окрестности. Слуги и рабы разгружали поклажу, сгоняли животных в табун и выравнивали грунт. Инженеры тем временем размеряли пространство и размечали линии, где вырастет квадратный частокол, и определяли место для каждого из двухсот папилионов – восьмиместных палаток.

Походной колонне потребовалось буквально несколько минут, чтобы превратиться в деятельный людской муравейник. Каждый был занят работой, за исключением дюжины фракийских проводников, которые расселись на корточках и укрылись от холодного ветра с гор, завернувшись в грубые накидки из неокрашенной шерсти и надвинув поглубже причудливой формы шапки из лисьего меха. Переговариваясь друг с другом на своем неудобоваримом языке, они безразлично смотрели, как лагерь обретает форму.