Императрица Елизавета Петровна. Ее недруги и фавориты

Про Елизавету говорят, что ее закрутил «вихрь наслаждений», Державин, напротив, называл ее в стихах «спокойной весной». Весна – это понятно, красавиц всегда сравнивают с весенним праздником, но почему «спокойной»? Наверное, потому, что характер ее был понятен, она была нравственно здоровым человеком, без истерии, без излишней жестокости. Она подражала западным дворам, одевалась по французской моде, но при этом оставалась русской в быту и поведении. Уже пребывая на троне, она осталась верна национальным праздникам, любила святочные игры и Масленицу, щи и гречневая каша не уходили с ее стола. И, скажем еще, она была милосердна, и все это знали. В ее правление был разработан проект уголовного уложения. Комиссия по уложению постаралась, наказания в них были один страшнее другого. Елизавета отказалась их подписывать и потребовала смягчения наказаний.

Она не любила подписывать государственные бумаги, но при этом была хорошим дипломатом. Шуткой, улыбками, приятным обхождением она умела добиться того, что нужно было в данный момент и ей самой, и государству. Иллюстрацией этого являются ее отношения с Шетарди. Екатерина пишет: «Довольно часто случалось, что когда ее императорское величество сердилась на кого-то, она не бранила за дело, за которое бы следовало побранить, а брала предлогом что-нибудь такое, за что никто и не мог бы думать, что она могла рассердиться». Этот опыт переняла и Екатерина II. Валишевский пишет, что Елизавета отличалась большой скрытностью. «Никогда она не была так любезна с людьми, как в ту минуту, когда готовила им погибель. Но это опять-таки принадлежит к области вечно женского». Здесь хочется вспомнить Лестока: она его обнадежила, а потом арестовала.

Когда умерла Анна Леопольдовна, Елизавета плакала долго и искренне. Конечно, ее мучила совесть. И еще она боялась, что с ней самой может случиться та же история, что с несчастным Иваном Антоновичем. Причем страх этот не уходил, а со временем только ужесточился. Во второй половине своего царствования распорядок ее дня, и раньше весьма прихотливый, и вовсе разладился. Она боялась ночи, боялась одиночества, а потому создала вокруг себя некую команду, узкий круг женщин, который насмешливо называли «чесальщицами пяток». Не знаю, чесали ли ей пятки или это только выдумка острословов, но каждую ночь эти женщины сидели рядом с императрицей, разговаривали вполголоса и не давали ей уснуть. Засыпала она только на рассвете. В круг «чесальщиц» входили самые главные дамы государства: Воронцова (в девичестве Скавронская), две Шуваловых (семья эта очень входила в силу) – Елизавета Ивановна, сестра фаворита, и Мавра Егоровна, жена Петра Шувалова; близким человеком была также вдова адмирала Головина по имени Мария Богдановна. Последнюю Елизавета прозвала «хлоп-бабой», можно представить, какой у той был характер. Все эти дамы не только пересказывали императрице последние события и сплетни, но пеклись и о собственном благе. Близость к императрице позволяла им выгодно решать дела собственные и своих мужей.

Про Екатерину I пишут: не то чтобы она была пьяницей, но выпить очень любила. Некоторые обвиняют в наследственной привычке и Елизавету. Это неправда. Любила она легкое пиво и венгерское вино, не чуждалась, если этого требовалось по случаю, и рюмки водки, но не более. Мардефельд написал в донесении к Фридриху: «Она ни в чем себе не отказывает, как и мать ее Екатерина, только Вакх не принимает в том никакого участия».

О любовных делах императрицы я уже писала, но запамятовала сообщить о дальнейшей судьбе Алексея Шубина. Видно, сильно Анна Иоанновна не любила Елизавету, и очень горячо в ней было желание досадить цесаревне, если она сослала ее возлюбленного аж на Камчатку. Думаю, что сама императрица не знала, насколько это далеко от Петербурга. Туда ссылали только самых опасных преступников.

О возвращении Шубина Елизавета стала хлопотать сразу, как только Анна Иоанновна умерла. Регентша Анна Леопольдовна готова была исполнить просьбу Елизаветы, но это было трудно сделать. В прошлое царствование Тайная канцелярия трудилась на совесть, а так как было много политических дел, то людей часто ссылали, не указывая в бумагах место ссылки, так что их и сыскать было нельзя. Придумана была еще и другая хитрость: подследственным меняли имена или в документах вовсе не указывали имени: мол, сослан туда-то, а кто – неизвестно.

Место ссылки Шубина было известно, но путь на Камчатку мог занять год, а то и больше. Тем не менее его там разыскали. Выяснилось, что он был принудительно женат на камчадалке. Когда Алексей Шубин в 1743 году добрался наконец до Петербурга, Елизавета была уже императрицей. Перед ней предстал не прежний веселый и удалой красавец, а измученный, обиженный, потерявший себя человек. О возобновлении прежних отношений не было и речи, сердце государыни было занято Алексеем Разумовским.