Империи песка

Письменного свидетельства не требовалось. Если знатный туарег отпускал раба на свободу, было достаточно его слова. Но Муссе хотелось, чтобы бумага осталась в семье Люфти. Он вспомнил, как пытался освободить Люфти, когда тот намеренно отрезал кончик уха его верблюда и перешел к нему от прежнего хозяина. Но тогда воспротивился прежний аменокаль, сказав племяннику, что тому надо хотя бы достичь восемнадцатилетия и только потом вмешиваться в установленные законы.

Сейчас Муссе было больше восемнадцати лет. Для ихаггаренов освобождение рабов не являлось чем-то диковинным. Но свобода для Люфти несколько запоздала.

– Господин, мне не нужна свобода. Я всегда с радостью жил в твоей семье. С таким хозяином, как ты, я в большей степени чувствовал себя свободным, нежели рабом. Сущая правда. Другие это хорошо знали и завидовали мне. Кто теперь будет ублажать духов и отводить от тебя злые силы, раз ты отказываешься носить амулеты?

– Я буду только рад, если ты останешься со мной. Нам ничего не надо менять, – сказал Мусса. – Только теперь ты свободный человек и, если хочешь, можешь завести собственную козу.

Люфти подумал, и у него появилась идея. Он взглянул на Шади. Лицо жены расплылось в улыбке.

Держать свою козу – это замечательно.

Как-то утром Поль взял бурдюк с водой, копье в качестве посоха и один отправился бродить по горам. Поднявшись по тропе, он обернулся на туарегский лагерь и возле одной палатки увидел Муссу. С ним была молодая женщина, а Мусса держал на руках младенца. Двоюродный брат легко забавлялся с младенцем, качая, поднимая на вытянутых руках и кружа в воздухе. Поль смотрел, а в груди появлялось странное чувство удовлетворенности. Смех, долетавший до него, вызвал улыбку в его сердце. Это же зрелище пробудило в нем тоску по другой женщине.

Он двинулся дальше и бесцельно бродил весь день. Он радовался ходьбе, возможности поупражнять ослабшие мышцы и подышать свежим воздухом. Впервые за несколько месяцев он обратил внимание на окрестности, отметив их красоту. Он увидел конус потухшего вулкана и пробежавшую газель. Ему на руку села бабочка. Поля всегда удивляло, что в глубине пустыни существовала столь хрупкая жизнь. Он любовался тонкими переливчатыми крылышками, менявшими оттенки. Он взмахнул рукой, однако бабочка не хотела улетать. Маленькое существо заставило его улыбнуться.

На следующее утро, когда он выходил из лагеря, чтобы повторить прогулку, к нему подошел Мусса.

– Не возражаешь, если я пойду с тобой?

– Нет… если хочешь, – уставившись в землю, ответил Поль.

Мусса не пытался завести разговор, дожидаясь, пока Поль не решит заговорить сам. А Поль, к своему удивлению, обнаружил, что молчание его совсем не тяготит. Их шаги были на удивление похожи; когда одному хотелось повернуться, остановиться, подняться или спуститься, оба делали это одновременно, словно один чувствовал намерение другого. В середине утра они сделали привал, усевшись под тамариском. Мусса достал бурдюк с молоком и козий сыр. Они ели и смотрели, как горный баран, словно по волшебству, взбирается почти по отвесной скале.

Время незаметно перевалило за полдень. В руках Муссы появилась его знаменитая рогатка, и он подстрелил зайца, которого Поль даже не заметил. Все произошло мгновенно. Поль улыбнулся и тихо присвистнул. Мусса быстро освежевал зайца и развел костер. Поль насадил тушку на конец копья и оставил жариться, а сам сел спиной к огню, погрузившись в созерцание облаков.

Созерцание было прервано легким тычком в бок.

– Наше жаркое становится чересчур хрустящим, – сказал Мусса.

Поль обернулся, увидел обугленную заячью тушку и посмеялся своей нерасторопности.

– Повар из меня никудышный.

Самую подгоревшую часть он взял себе, а остальное отдал Муссе.

День продолжался, и Поль чувствовал, как его угрюмость и стыд за содеянное отчасти растворяются и уходят. Ему было легко с Муссой. Тот указывал на примечательные места, шутил и был предельно спокоен. Поль вдруг понял, что Мусса почти не изменился. Он сделал и другое открытие. Все месяцы Поль ощущал себя внутри стариком. С Муссой он снова стал мальчишкой.

Во второй половине дня они остановились на берегу гельты.

– Когда я пришел сюда в первый раз, здесь жил крокодильчик, – рассказал Мусса. – Уж не знаю, как он сюда попал и что стало с ним. Больше я его не видел.

Поль недоверчиво посмотрел на двоюродного брата, наклонился к воде и опустил в нее руку:

– Черт, какая холодная!

Мусса громко расхохотался:

– Возле Абалессы есть гельта, куда я хожу плавать. Когда я туда прыгаю, то разбиваю головой лед. Вот где холодно.

Мусса начал раздеваться. Он снял всю одежду, а затем размотал тагельмуст, пока не оказался совсем голым. Поль увидел давний шрам, остававшийся заметным, и еще одну особенность, удивившую его.

– У тебя лицо синее.

– Это из-за краски для ткани, – пояснил Мусса. – Она въедается в кожу. Потому нас и зовут «синими людьми». Нырнешь со мной?

Мусса поднялся на выступ и прыгнул в воду, погрузившись с легким всплеском.