Империя. Фаворитка

Вечером грянул скандал – старый казначей прислал графу отчет о выданных средствах, граф изумился, съездил в город, и обнаружил поддельные письма. Энистон вернулся не один, а вместе с леди Гвен, и, кипя от злости, вызвал дочерей в кабинет, и потребовал объяснений. Я сочла за лучшее заплакать, Мина же, сказала, что ничего не знала о подделках, и, поганка такая, вместе с отцом, принялась меня отчитывать. Деньги я не вернула, соврав, что часть извела, а часть потеряла. Я решила – даже под страхом смерти не отдавать награбленное, уже надежно припрятанное. Меня отправили в комнату, и запретили покидать покои. Но, чуть позже, пришла леди Гвен, и, без предисловий и нравоучений, отдала обещанную рекомендацию для императрицы.

– Не расстраивайся! – сказала она – Граф не умеет долго злится. Завтра – послезавтра тебя простят. Желаю удачи при дворе! Такие девушки нужны императрице.

– Какие такие? – спросила я – Которые обкрадывают родителей?

Я понимала, что гордится нечем.

– Будет лучше, если ты уедешь! – произнесла, без улыбки, Гвен, и ушла.

На письме стояла печать леди Гвен, ломать ее я не решилась, и гадала – что же в нем написала любовница отца?

Следующее утро началось уже привычно – с новостей о гостях, принесенных Энни. Вот- вот должен прибыть жених Мины – часовой на стене уже увидел его на дороге – и семейство графа, все, кроме наказанной меня, отправились к воротам замка, дабы торжественно встретить маршала империи.

– Какая жалость! – причитала Энни— Вы с милордом и не увидитесь!

Я же сочла свое заточение очень удачным для первого этапа плана побега из замка, и, в одной сорочке, выскочила на балкон. И вовремя – всадник, молодой человек лет двадцати пяти – тридцати, с длинными светлыми волосами, и в плаще, накинутом на могучие плечи, въезжал в ворота замка. Он остановился, собираясь слезть с коня, что бы обмениваясь приветствиями с графом и его семьей, но замер, уставившись на балкон, где стояла я, и махала ему.

Резвый ветерок прижимал тонкую сорочку к моему телу, полупрозрачная ткань почти не скрывала его изящных изгибов, а в глубоком декольте виднелись соблазнительная грудь…

Глава четвертая

Милорд Бренсон отмер, слез с коня, не сразу вспомнив о приветствиях, да и поклоны встречающих получились скомканные и кривоватые, и вошел в замок, а я вернулась в комнату.

В мои покои, буквально влетела, Мина, с перекошенным от злости лицом, и, не тратя слов, попыталась вцепится мне в волосы, но я перехватила инициативу, и мы принялись драться, толкаться и хватать друг -друга за кудри, причем я, конечно побеждала – умела постоять за себя.

Мина прервала свое молчание визгом и отборными ругательствами, которые, вероятно, слышала от солдат, чем меня поразила, и заставила несколько отступить – очень уж не вязались перлы, вылетающие из уст юной леди, с изящным и скромным образом, который она демонстрировала все эти дни. Мина перешла в наступление, которое я отбила, повалив сестру на кровать.

Энни попыталась нас разнять, но получив – случайно – по оплеухе с обеих сторон, ретировалась.

Битва "при постели" прервалась появлением матушки, которая тоже поразила своим преображением – она выглядела величественно и грозно, словно древняя королева этого мира, правительница- воительница Биринда, о подвигах которой я уже успела прочитать в одной из книг, найденных в покоях.

– Миледи!– стальным голосом произнесла графиня – Немедленно прекратите!

И мы замерли.

– Что вы себе позволяете! – продолжила матушка – Ведете себя, хуже кухарок! Вы забыли, из какой вы семьи? Вы забыли, что в вас течет императорская кровь? Или вы думаете, что если вас никто не видит, можно делать такие постыдные вещи?

Мы виновато опустили головы.

Матушка прогнала Мину, отправив в ее покои, и села на кровать рядом со мной.

Я приготовилась стоически перетерпеть нотации, но графиня спросила :

–Эль, что с тобой? Что за странные поступки?

Я молчала, матушка тоже. Затем она вздохнула, и обняла меня. Но, я быстро освободилась от объятий, и даже, довольно грубо, оттолкнула графиню.

Матушка замерла, затем слегка отдвинулась, и горестно произнесла:

– Чем я тебя обидела?

Я продолжала молчать. Графиня встала и сказала дрожащим от сдерживаемых слез голосом:

– Спускайся к ужину!

Леди Энистон ушла, а я осталась сидеть и злиться. На матушку, хотя та ни в чем не виновата, и на себя.

Моя настоящая мать – строгая, суровая и продвинутая бизнесвумэн, и обниматься в нашей семье не принято. Такое вторжение в личное пространство считается неприличным.

"Неужели нельзя было потерпеть, и не обижать графиню, которая считает меня дочерью?"– ругала я себя .