Империя Круппов. Нация и сталь

Альфред изо всех сил старался оставаться частью жизни своей супруги, интересуясь проблемами некой Клары Эмиле, «дорогой милой Анны» и даже какого-то «Отто». Крупп вразумлял свою жену, давал ей советы, когда та рассказывала о каком-то «мерзком еврее», посмевшем нагло рассматривать её при всех. Альфред надевал на себя маску мудрого мужа и наставлял свою юную супругу, указывая на то, что пока нет закона, запрещающего разглядывать кого бы то ни было, но при этом добавлял: «если же в подобном случае, паче всякого чаяния, незнакомец приподнимет свою шляпу в знак приветствия, то проигнорируйте этот жест, моя дорогая, и приличия будут соблюдены».

В этом странном эпистолярном диалоге двух супругов ясно прослеживается стиль их отношений: равнодушие и холодность со стороны жены и почти параноидальная забота со стороны мужа. В своих письмах Альфред просит Берту вернуться, говорит, что взял на фабрику на хорошее жалование двух её кузенов, Эрнста и Ричарда, в качестве управляющих, хотя в этом и не было большой нужды, взамен чего ей, Берте, следовало бы быть чуточку подобрее к своему мужу. Чувства Круппа хотя и кажутся преувеличенными и даже гротескными, но они вполне искренни. Он все время придумывает новые нежные обращения, когда пишет своей молодой супруге, называя её то «дорогое сердечко», то просто «дорогая Берт», то «дорогая и лучшая из всех, кто носит имя Берта», а иногда и «дорогая старушка моя». По отношению к своему малолетнему сыну, которого со временем жена начала таскать с собой по различным городам, оставшийся в одиночестве Альфред Крупп также не жалеет слов и пишет, сгорая от любви и нежности: «Передай жирный поцелуй моему Фрицу, жирный, как хорошо взбитые сливки».

Как-то мать сжалилась и отослала мальчика одного погостить у отца в Эссене. Альфред тут же пишет жене о своих впечатлениях: «Я нашел нашего Фрица милым как никогда, вчера он уплетал за обе щеки, словно матрос с затонувшего корабля. Наблюдая за ним, я получил несказанное удовольствие».

Короткие встречи неизбежно заканчивались расставанием, и Альфред вновь погружался в беспросветное одиночество, а его Садовый домик продолжал содрогаться от мощных ударов парового молота. Половицы скрипели под тяжелыми сапогами хозяина, но зеркала уже не разбивались, с оглушительным звоном падая на пол с туалетного столика Берты, потому что в этом странном жилище уже давно не было ни Берты, ни зеркал, ни других милых и нелепых вещиц из женской жизни, которая явно не прижилась там, где властвовали лишь сталь и пламя. «Я умираю от одиночества и мне очень плохо без тебя!» рвало стальное перо Круппа первоклассную почтовую бумагу в ночи, когда он пытался писать своей «лучшей из всех Берт» ещё одно безнадежное послание, вслепую выводя каждое слово: «Ich bin wirklich allein nichts wert u. mir ist schlecht zumute ohne dich».

Здесь дает знать о себе очень интересная закономерность: имя Берта в военной промышленности Круппа станет каким-то магическим, оно соединит в себе и страсть немецких романтиков, и знаменитые страдания юного Вертера по поводу несчастной, неразделенной любви к некой Шарлотте, и феноменологию Канта с её первопринципом в историческом самоопределении немецкого народа.

«Кто изучал историю стилей, – писал русский философ серебренного века В. Ф. Эрн, – того должно было всегда поражать глубокое и строгое соответствие между стилем данной эпохи и её скрытой душой. Насколько мы знаем историю, везде мы констатируем неизбежную потребность человечества бессознательно, почти «вегитативно», запечатлевать свою скрытую духовную жизнь в различных материальных образованиях. Одним из чистейших образцов самого подлинного запечатления духа в материи является средневековая готика… По башенкам, статуям, химерам, сводам, колоннам и ковровым vitraux готических святынь мы можем… проникнуть в самые глубокие тайники средневековой религии. И вовсе не нужно, чтобы эти материальные облачения духа известной эпохи или известного народа были непременно феноменом эстетическим, или, попросту говоря, были «прекрасны». Иногда и самое крайнее, отпечатлевшее в материи «безобразие» бывает точнейшею и нагляднейшею транскрипцией скрытых духовных реальностей…

Орудия Круппа с этой точки зрения являются безмерно характерными и показательными… Если рассматривать их «материю», то её строение окажется беспредельно тонким, замысловатым и – если можно так выразиться сгущенно-интеллектуальным».