Объединив американскую «прогрессивистскую республику» с европейскими «прогрессивистскими монархиями», Герберт Кроли отмечает, что сами условия хозяйственной жизни и классовой организации диктуют им общее направление развития, и «по сути, все передовые экономические страны объединяет «прогрессивный империализм». Кроли останавливается в одном шаге от того, чтобы честно сказать, что всемирные монополистические кланы ставят все достижения прогресса на службу укреплению собственной власти и более глубокой эксплуатации колоний и собственных граждан. Но мы марксисты, не можем позволить себе роскоши не сделать к правде этого решительного шага.
Не менее ужасная, чем сяолиньская[4]
«Резня в Окое»[5], кровавая расправа североамериканской армии с шахтерами у горы Блэр[6], жестокое изгнание китайцев русскими и японцами из Маньчжурии[7], разгром и депортация Италии членов «рабочих советов»[8], массовый террор английских частей на юге Ирака[9] и обезлюживание Кувейта[10]… Таковы за прошедший год успехи империалистического прогресса.Именно в эту свору международных «прогрессивных» хищников и вломился русский царь Михаил со своим посконным освобожденчеством. Которое, по сути, есть монархический государственно-монополистический капитализм, маскирующийся под социализм планированием и патернализмом, деспотический полуфеодальный авторитаризм, скрывающийся под ликом буржуазной демократии…
Да, русский капитализм в последние годы приобрел все черты империализма. Причем в силу феодальных пережитков, империализма ещё более государственно-монополистического. При всей конституционной мишуре самодержавие сохранило за собой главную монополию – монополию на власть, чем охранила национальный капитал, даже активно привлекая иностранные монополии. Успехи в войне, клерикально-популистская демагогия и фактическая откупная контрибуция, наложенная на Польшу, позволяют бонапартистскому режиму Мишки Романова идти на социальные уступки рабочему движению. А депортация неугодных инородцев в Ромее, Западном крае и Маньчжурии создает у крестьянства надежду на решение земельного вопроса. Тщетную, обманчивую надежду!
Сохранение подобия классового мира требует новых захватов, новых вооружений, роста промышленности. А с промышленностью вырастает и пролетариат, который невозможно постоянно подкармливать отнятым у жителей новых колоний. Как бы ни душил выступления масс, как бы ни загонял в рамки социалистов кровавый михайловский режим, трудящиеся России знают об успехах своих братьев в Мексике. Именно наш пример дает нашим товарищам силы готовиться к тому моменту, когда буржуазии не сможет больше удерживать своего возмужавшего могильщика. Вот тогда на смену государственно-монополистическому капитализму придет социализм и пролетариат сметет всю эту феодально-освобожденческую сволочь с дороги прогресса!
Маша рожала очень тяжело.
Очень.
Бледная. Совсем бледная. Баронесса Улезко-Строганова. Клавдия Петровна.
Клавдия Петровна.
– Государь, вам лучше уйти.
– Я не уйду.
Боже, как Маша кричала…
Но что я мог сделать?
Я не уйду. Ни за что. Тем более после того жуткого сна…
– Слышали новости из столицы?
– Нет, Андрей Владимирович, а что там?
Фон Шварц перекрестился.
– Государыня-матушка благополучно разрешилась бременем.
Голенкин снял папаху и с чувством перекрестился.
– Слава Тебе, Господи! Государю нашему в делах хорошее подспорье. Да и народ будет счастлив сему известию.
Спохватившись, Фёдор Ильич уточнил:
– Так, а родился-то кто?
– Царевна. Марией назвали, в честь матушки.
Голенкин кивнул.
– Хорошее имя. Будет принято народом.
Фон Шварц кивнул, но Фёдор Ильич никак не мог успокоиться.
– Нужно организовать празднование. По всему Сахалину.
Кивок.
– Согласен, хотя это больше прерогатива генерал-губернатора. Мы же давайте займёмся нашими непосредственными делами.
Погода с утра ничем не напоминала вчерашнее снежное светопреставление. Солнце, голубое небо – всё это скорее напоминало сказку, хотя, конечно, выпавший снег никуда не делся, и далеко не везде сейчас можно было проехать. Но даже туда, куда они всё же добрались, было попасть совсем не так просто. Однако их кортеж вездеходов появлялся на острове то там, то сям.
В конце концов, генерал фон Шварц приказал остановиться.
– Что ж, Фёдор Ильич, в целом я удовлетворён всем увиденным. Всё сделано по уму и находится в приемлемом состоянии. Я отмечу вас в своём докладе государю об итогах инспекции.
Голенкин кивнул:
– Благодарю вас.
– А что японцы? Смотрят ведь?