У русских, конечно, было определенное преимущество за счет авиации, которая позволяла не только разведать координаты огневых точек противника, но и сбросить что-нибудь тяжёленькое, типа ФАБ-500 или БАБ-250, но даже такие тяжелые фугасные и бетонобойные бомбы часто не помогали. Японцы готовились к войне на совесть и отдавать Южный Сахалин вовсе не собирались.
Капитан Сасаки отдал честь морякам последней спасательной шлюпки, а они, стоя, насколько это было возможно при морской качке и в условиях боя, отдали честь ему. Японский офицер не может покинуть поле боя без приказа, а японский капитан не может оставить свой корабль. Пусть это последние минуты жизни, но он не посрамит свою честь.
Лодка отошла, и матросы начали спешно грести, старясь отвести их челн от образующейся воронки, после того, как их эсминец окончательно уйдёт под воду, увлекая за собой всё вокруг.
Капитан Сасаки стоял на мостике стремительно тонущего эсминца, который явно вот-вот завалится набок.
Вокруг шёл бой. Что ж, русские беззастенчиво пользовались своим преимуществом в авиации. Их налёт был неожиданным, хотя и вполне прогнозируемым. Японских систем противовоздушной обороны оказалось крайне недостаточно, ведь русские потеряли, судя по тому, что он видел своими глазами, всего с пяток машин, а вот удар по японскому флоту был просто катастрофическим по своему значению. Он пока не может оценить ущерб, но несколько тяжелых кораблей, судя по пожарам, получили серьезные повреждения от ударов торпед и тяжелых бомб, упавших на палубы. И хотя вроде ни один серьезный корабль не затонул, но зато множество транспортов и с полдесятка эсминцев, судя по горизонту, были потоплены. А может, и больше.
Да, его команде (ну, тем, кому повезёт остаться в живых) найдут новый эсминец, но это не вернёт в строй ни их старый корабль, ни, тем более, тех, кто погиб на нём.
Лично он выполнил свой долг и сохранил свою честь до конца. Глядя на быстро набегающие на мостик волны, он лишь вздохнул.
Ему точно не стыдно за прожитую жизнь.
Я примерно понимаю, что чувствовал японский командующий, подводя итоги операции против Пёрл-Харбора. Только у меня было ещё хуже. Ни один серьезный корабль потопить нам не удалось. Нанести ущерб – да. Потопить всякую мелочь – да. И порядочно. Но максимум, что удалось сделать, это лишь серьезно повредить несколько линкоров и крейсеров. Радует лишь то, что они реально выбыли из строя, а их ремонт займёт время. Ну, и ресурсы Японии. А значит, их пока можно снять с шахматной доски. Ремонт кораблей такого класса – это не один месяц работы. А там, глядишь, и наши «американцы» прибудут.
Не повезло нам в общем. При Моонзунде мы опирались на поддержку с берега и на минные поля. Плюс, конечно, на Балтийский флот. Тут у нас ничего этого не было. Тяжело современной авиации воевать с большими кораблями. Увы, на улице отнюдь не сороковые годы двадцатого столетия.
Но мы ещё повоюем.
«Миша, любимый мой. Я так соскучилась по тебе, что не передать никакими словами, как я хочу прижаться к тебе и больше никогда не расставаться. Не буду задавать тебе глупых вопросов о том, когда окончится эта война и когда я тебя смогу поцеловать лично, а не просто оставить отпечаток своих губ на этой бездушной бумаге. Мы гордимся тобой, верим в нашу армию и флот. Молюсь за тебя и за вас всех. У нас всё хорошо. Люблю тебя очень.
Я отложил письмо, пахнущее такими родными духами.
Что ж, вот и прошёл первый месяц войны. Можно подвести первые итоги. Несмотря на все мои послезнания и приготовления, блицкрига не получилось. Да, мы их серьезно потрепали и на суше, и на море, но и они серьезно потрепали нас.